Секрет Гамона (Секрет Гамона - 2)
Шрифт:
– И куда он, по-вашему, бежал?
– По-моему, его путь: Гибралтар, Генуя или Неаполь, Оттуда в Нью-Йорк или в Новый Орлеан. Далее в Лондон или в Кадикс. И затем из Кадикса сюда.
– Неужели вы думаете, что он осмелится приехать в Англию?
– изумился Джемс.
– Несомненно, - ответил Уэллинг.
– Он приедет, и мы не сможем поймать его.
Джемс отложил атлас в сторону и откинулся на спинку кресла.
– Вы хотите сказать, что нам не удастся его поймать?
– Нет, поймать его нам удастся, но у нас нет достаточно веских улик против него. Если мы не получим
Джемс закурил.
– Надо полагать, что один из трех это я?
– Нет, вас я не причисляю к ним. Первым безумцем был Фаррингтоном, вторым Беннокуайт, без всякого сомнения ненормальный субъект, и третьим Гамон.
– Мне кажется, ваше утверждение наиболее справедливо в отношении Беннокуайта, - заметил Джемс.
– Его сейчас нет в Танжере, - продолжал Уэллинг.
– Английский посол предъявил ему требование в течение двадцати четырех часов покинуть город. Чем было вызвано это требование, мне точно неизвестно, но очень возможно, что решающую роль в этом сыграли ваши донесения о нем. Он направился в Алжезирас, но испанцы тоже выслали его. Он уехал в Париж, а затем в Лондон.
– Откуда вам это известно?
– спросил изумленный Джемс.
– Я не выпускал его из виду. Он остановился в скромной гостинице на Стемфорд-стрит. Это совершенно исключительная личность. На свои средства он выстроил три церкви, основал сиротский дом и свел с пути истины большее количество людей, чем кто бы то ни было.
– Почему вы не поселились в Старом Доме?
– спросил Уэллинг помолчав.
– Я предпочитаю жить в городе. В пригороде еще слишком холодно, ответил Джемс, но его возражение прозвучало очень неубедительно.
– А кого вы боитесь?
– осведомился Уэллинг.
– Молодой и красивой девушки?
– Я никого не боюсь, - ответил покраснев Джемс.
– Кроме Джоан Карстон, мой милый!
И Уэллинг был прав.
Джемс проводил его до двери и снова занялся атласом. Но весь его интерес к этому занятию пропал и, вздохнув, он поставил атлас на место.
Да, он боялся Джоан, так как не понимал ее отношения к происшедшему. Он опасался, что теперь, когда все треволнения и страхи миновали, она решит, что он прибег к переодеванию для того, чтобы обмануть ее. Он боялся, что это венчание не будет иметь законной силы; впрочем, в не меньшей степени его беспокоила и мысль о том, что венчание может оказаться действительным.
Он мог бы последовать приглашению Джоан и явиться к ним в Крейз, но пока не осмелился этого сделать.
Снова прозвучал звонок, и вошедший Бинджер доложил:
– С вами желает говорить неизвестный мне господин.
– Кто?
– Если не ошибаюсь, то он пьян.
– Кто он?
– Если не ошибаюсь, он образец алкоголика.
Джемс удивленно взглянул на него.
– Он вам не назвал своего имени?
– Нет, он назвался Беннокуайтом, - выразительно сказал Бинджер, - но я почти уверен, что это вымышленное
– Впустите его. Его действительно зовут Беннокуайт.
Джемс увидел, что Беннокуайт изменился в очень слабой степени. Он несколько приоделся, надел воротничок и повязался галстуком, но и то и другое было далеко не первой свежести.
– Добрый вечер, Морлек, - обратился он к Джемсу.
– Мне кажется, что мы уже встречались.
– Не угодно ли вам присесть?
– серьезно сказал Джемс.
– Вы можете идти, - добавил он, обращаясь к Бинджеру.
– Я получил ваш адрес от нашего общего друга, - продолжал пьяница.
– Вы, очевидно, имеете в виду телефонную книгу. Я полагаю, что наши общие знакомые ограничиваются Абдуллой - портным в Танжере, кстати сказать, очень толковым человеком.
Беннокуайт достал из жилетного кармана монокль и вставил его в глаз. Затем, самодовольно оглядев Джемса, продолжал:
– Этот араб очень милый, хотя и ограниченный человек. Я всегда удивлялся его прилежанию.
И разгладив рыжую бороду, он оглядел убранство комнаты.
– Здесь очень мило. Напоминает Марокко. Особенно хорош потолок.
Джемс с нетерпением ожидал выяснения причины, побудившей Беннокуайта прийти к нему.
– Я выполнил для вас обряд венчания, мистер Морлек, - продолжал Беннокуайт, - это, разумеется, мелочь, но в настоящее время я нахожусь в таких обстоятельствах, когда вынужден считаться даже с мелочами. Нужда не знает преград. Хоть я в момент венчания и не подозревал, кто является женихом, но потом узнал, что жених был не нищим, а, если мне позволено будет так выразиться, во всех отношениях достойным и привлекательным джентльменом. Мне очень неприятно, что я должен просить вас об оплате этого обряда, рассчитывая на некоторое количество звонкой монеты. Человек вашего положения в обществе не будет возражать, если я положу плату за совершение обряда в размере пять фунтов. Я мог бы заработать и большую сумму, если бы вздумал написать небольшую юмористическую статейку - одну из тех, что так удавались мне в годы моего пребывания в Оксфорде. И я убежден, что в "Мегафоне" эта статья...
– Одним словом, вы хотите предать гласности все происшедшее, если я вам не уплачу пять фунтов?
– Нет, нет! Так нельзя ставить вопрос - это было бы вымогательством, любезно возразил Беннокуайт.
– Я откровенно признаюсь вам, что стал слишком ленив для того, чтобы написать статью. Голубчик, я буду очень рад, если вы дадите мне немного денег... У меня нет намерения писать об этом.
– И снова он отвесил вежливый поклон.
Джемс вынул из бумажника банкноту и протянул ее Беннокуайту:
– Мистер Беннокуайт, порой я задаю себе вопрос - в порядке ли ваши мыслительные способности?
– Что вы сказали?
– переспросил Беннокуайт, сделав вид, что не расслышал слов Джемса.
– Не утратил ли я способность мыслить? Разумеется, нет. Но я живу мгновением, сегодняшним днем, и когда мне хорошо - я счастлив, когда мне скверно - я грущу. И так я прожил всю свою жизнь.
– У вас никогда не было угрызений совести?
Беннокуайт спрятал в жилетный карман деньги и улыбнулся.