Секрет покойника
Шрифт:
Эбби в упор уставилась на Майкла, моля бога, чтобы все это было неправдой.
— Но почему? Что случилось? Где твоя благородная цель? Ты ведь якобы сражался с варварами.
Майкл вымучил жалкое подобие своей коронной улыбки. Увы, настолько жалкое, что скорее получилась не улыбка, а гримаса.
— Сама знаешь: кого не можешь одолеть…
Впрочем, Драгович утратил к нему интерес. Он что-то рявкнул подручным, и те послушно встали по углам саркофага. На этот раз из рюкзака были извлечены короткие ломики. Грязно ругаясь и обливаясь потом, бандиты просунули их под крышку саркофага.
— И как только они притащили все это сюда? — повторил вопрос Майкл. Правда,
Драгович указал на тонкую трещину в одном углу.
— В разобранном виде. Они принесли отдельные панели, а здесь просто скрепили их цементом. Та же «Икея».
Тем временем четверо подручных налегли на ломики. Это были крупные парни, тяжеловесы, но даже им пришлось как следует поднапрячься. Увы, крышка и не думала сдвигаться с места.
— Можем, лучше рванем? — предложил один.
— Нет, — отрезал Драгович и буквально пригвоздил их взглядом. В этот момент Эбби посетила безумная мысль: а не попробовать ли ей ускользнуть, пока на нее никто не смотрит? Но она не решилась.
— Нет, иначе можно повредить лабарум.
Подручные вновь поднатужились. Ломики едва не сломались, но камень снова даже не сдвинулся с места. Эбби едва ли не кожей ощущала охватившее всех напряжение. Казалось, еще мгновение, и нечто невидимое не выдержит и разломится.
Наконец усилия принесли плоды: сначала в одном углу, затем в остальных трех тяжелая крышка отделилась от саркофага. По подземелью прокатился глухой рокот. Это каменная плита съехала набок и стукнулась об пол. Драгович шагнул вперед и впился взглядом в открытый гроб.
Константинополь, июнь 337 года
В открытую дверь врывается слепящее солнце. Порфирий поворачивается ко мне.
— Пора. Так ты с нами или против нас?
Я сам по себе, так и хочет сказать мой язык.
— Мы можем тебя связать и оставить здесь, пока все не закончится. Или же ты можешь пойти с нами.
Выбора у меня нет. Мне хочется своими глазами увидеть, чем все это кончится.
— Я иду с вами.
Поднимаюсь вслед за ними по лестнице. Теперь я вижу, что их человек двадцать. Главным образом это коротко стриженные, широкоплечие легионеры. На них белая форма гвардейцев-схола-риев. Впрочем, это ничего не значит. Тот человек — у меня язык не поворачивается назвать его Криспом — идет впереди, так что мне видна лишь его спина. У него курчавые волосы. Они почти закрывают шею, длиннее, чем он носил одиннадцать лет назад, но, как и тогда, черные как смоль. Он и впрямь слегка сутулится на левое плечо или же мне только кажется? Походка тоже какая-то скованная. Интересно, он помнит, что я сказал ему тогда на морском берегу? Будь у меня хотя бы минут пять, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, и все бы тотчас встало на свои места.
Позади мавзолея по-прежнему высятся строительные леса, но толпе, что собралась во дворе, они не видны. Мы шагаем дальше, взбираемся вверх по деревянным настилам, переходя с одного уровня на другой; снизу доносится приглушенный гул голосов. Пока никто даже не пытался остановить нас.
Под медным куполом с внешней стороны ротонды устроена галерея, огороженная каменной балюстрадой. Между колоннами вставлены кованые металлические решетки. Снаружи решетки выкрашены золотом, хотя сзади видно, что они железные.
Мы приседаем за балюстрадой и ждем, вглядываясь в отверстия решетки. С высоты видно, что толпа уже почти угомонилась. Сенаторы и генералы заняли места на импровизированных трибунах рядом с погребальным костром.
Сколько из них останется в живых к вечеру, если Порфирий сумеет осуществить свой план? По его словам, он хочет объединить империю. Но ведь даже у Константина ушло на это двадцать лет непрерывных сражений. Сомневаюсь, что все дружно поверят в чудо, которое Порфирий готов предложить народу. Я пытаюсь рассмотреть Криспа, но галерея узкая и тесная и до отказа набита гвардейцами. К тому же Крисп на другой стороне, за изгибом галереи, и потому не виден.
Далеко внизу погребальная процессия все еще медленно движется вверх по холму. Я поворачиваюсь к Порфирию. Он пригнулся за балюстрадой рядом со мной.
— Значит, Александр его обнаружил? Он узнал твой секрет? Именно поэтому ты убил его в библиотеке?
Порфирий вытирает от пота глаза.
— Обнаружил, причем самым наихудшим образом. В тот день Крисп пришел ко мне в библиотеку — ему нужно было посмотреть кое-какие бумаги. Александр увидел его и узнал. Крисп запаниковал. Схватил первое, что попало ему под руку, и набросился на епископа. Он сильный. Ему хватило всего одного удара.
— Ты хочешь сказать, что он поднял руку на собственного наставника? — я недоверчиво качаю головой. — Тот Крисп, которого я знал, никогда бы этого не сделал.
— Смерть меняет человека. Впрочем, что еще ему оставалось?
Порфирий отворачивается и смотрит вниз. Хвост погребальной процессии наконец дотянулся до площадки перед мавзолеем, и теперь колонна сворачивает к погребальному костру. Впрочем, толпы мешают ее продвижению — из-за барьера тянутся сотни рук, желающих прикоснуться к краю савана.
Священники, которые по дороге от дворца сопровождали гроб, неожиданно растворились в людской массе, в том числе и Евсевий. Никто из них не желает присутствовать при древнем языческом ритуале. Римляне так хоронили своих властителей, начиная с первых царей. Затем, когда пепел остынет, а легионеры разойдутся по казармам, они, в присутствии двенадцати апостолов, проведут христианский ритуал. Впрочем, к тому моменту многое может измениться.
Катафалк с телом достигает погребального костра. Шестеро гвардейцев поднимают мертвого императора и по ступенькам несут его на первый этаж гигантской деревянной башни. С высоты мне не видно, что это — восковая статуя или человеческое тело. Впрочем, так ли это важно? На золотое возвышение перед костром поднимается одинокая фигура в расшитых золотом одеждах. Он стоит ко мне спиной, и мне видна лишь его венценосная макушка. Жемчуг на ней искрится на солнце. Это Констанций.
Неожиданно раздаются крики, нет, не снизу, а с крыши у нас за спиной. Распахивается потайная дверь, и на галерею врывается дворцовая стража. Для Порфирия и его сторонников это полная неожиданность. Впрочем, пусть и с опозданием, они все-таки хватаются за мечи и пытаются отбить нападение.
Так начинается последняя битва за Константина.
Рим, наши дни
Драгович уставился в открытый гроб. Луч его фонарика был нацелен вниз, словно копье. Эбби стояла в самом дальнем углу камеры и потому не могла видеть его лицо, но вот то, как изменилась его поза, она заметила. Ей показалось, будто у него подкосились ноги. Он, словно пьяный, схватился за край саркофага и затряс головой, как будто не веря собственным глазам. Когда повернулся, на него было жалко смотреть. Былого апломба как не бывало.