Секрет покойника
Шрифт:
— Все знают о твоем отношении к христианам.
В дальнем конце сада, возле двери, я замечаю небольшое святилище, ларарий, где он поклоняется домашним богам. В наши дни лары [6] не в таком почете, как раньше. Во многих домах их убрали подальше от чужих глаз, в какую-нибудь заднюю комнату, где на них можно не обращать внимания.
— Каждый человек должен быть свободен в выборе религии. — Он буквально выплевывает эти слова мне в лицо, едва ли не подпрыгивая при этом. Я пристально гляжу на
6
Лары (lares — лат.) — древнеримские божества, покровители дома и семьи.
— Свободен до тех пор, пока это идет во благо обществу.
Симмах ударяет палкой о землю.
— Если ты хочешь обвинить меня в убийстве, то так и скажи! Скажи или убирайся вон из моего дома!
Однако в этот самый момент через дверь к ларарию подходит еще один актер, новый участник драмы. Должно быть, он старше меня годами, однако его повадки — юношеская грация и беззаботность — придают ему моложавость. Его лицо сохранило правильные черты. На волосах нет снега седины, улыбку отличает непринужденность. Он жует фигу, затем, проходя мимо бассейна, бросает кожуру в воду. Я в первый раз замечаю, как рыба приходит в движение.
Симмах заставляет себя побороть гнев.
— Это Гай Валерий, — представляет он меня. — А это мой друг, Публий Оптациан Порфирий.
Я никак не ожидал услышать это имя. Тем более что сегодня я слышу его не в первый раз. Оно значится в моем списке.
— Ты был сегодня в Египетской библиотеке?
Я стараюсь задать свой вопрос как можно более бесстрастным тоном, однако у Порфирия, похоже, достаточно хороший музыкальный слух, чтобы уловить нотку подозрения.
Он вопросительно смотрит в мою сторону.
— Разве это преступление?
— Там был убит человек, — поясняет Симмах, сопровождая эти слова тяжелым взглядом. Что в нем читается — предостережение?
Похоже, Порфирий этого не замечает. Он смеется, как будто старик отпустил забавную шутку. Заметив, что мы не поддержали его смех, он умолкает и поочередно смотрит на нас.
— Но я тоже там был! — с нажимом восклицает он. — И ничего не слышал.
— Что ты там делал?
— Приходил встретиться с Александром из Кирены.
Я жду, когда он почувствует на себе мой пристальный взгляд. Долго ждать не приходится.
— Нет!
Порфирий явно растерян. Он отшатывается от меня, как будто сам получил удар. Затем вскидывает руки. Каждое его движение нарочитое, преувеличенное, как у актера на сцене. Но даже если Порфирий и актер, видно, что он искренне опечален.
— Ему разбили голову, — добавляет Симмах.
Жизнь как будто тотчас покинула Порфирия. Он садится на край бассейна и прячет лицо в ладонях.
— Он был жив и здоров, когда мы с ним расстались.
— Почему ты там был?
— Август приказал ему написать какую-то хронику. Я дважды служил префектом Рима, может, вы помните? Он хотел проверить некоторые факты,
— Какие именно?
— Его интересовали памятники, которые воздвиг Константин. Арка, которую Сенат построил в его честь. Незначительные подробности.
— Он был чем-то напуган? Может, что-то указывало на его беспокойство?
— Конечно, нет.
— Секретарь Александра сказал, что у него был футляр для документов. Ты помнишь его?
— Да… нет… — Порфирий снова роняет голову. — Я не помню.
Я вытаскиваю полученное от Константина ожерелье.
— Кто-то из вас двоих узнает эту вещь?
Вопрос заставляет обоих посмотреть на меня, однако ни тот, ни другой не выдает истинных чувств. Оба прекрасно вышколены придворными нравами. С тем же успехом я мог бы оторвать головы их матерям, и они при этом не моргнули бы и глазом.
Порфирий встает и подходит ко мне, чтобы лучше рассмотреть ожерелье.
— Знак напоминает мне императорскую монограмму. Но я не уверен.
Он прав. Монограмма Константина это буква Хи, наложенная на букву Ро:
— Ты не видел в библиотеке никого, кому оно могло бы принадлежать?
Порфирий качает головой. Симмах хмурится.
— Женщин в библиотеке не было, — говорит Порфирий.
— Но было много христиан. — Симмах стоит у черты, где солнце смыкается с тенью. Одна половина его лица светлая, как золото, вторая темная. — Евсевий из Никомедии. Софист Астерий. Какие-то священники и их прихлебатели.
— Мог ли христианин убить своего единоверца?
Я в первый раз слышу, как Симмах смеется. Звук не слишком приятный — как будто на каменоломне распиливают мрамор. Отсмеявшись, он отхаркивает из горла мокроту и произносит:
— Может ли сова ловить мышей? Философ Порфир очень точно сказал: «Христиане — это темная и злобная секта». Тридцать лет назад мы были готовы уничтожить их всех. Если бы я хотел убить Александра, то сделал бы это еще тогда, и меня назвали бы героем. Теперь же колесо истории повернулось. Они убили собственного бога — есть ли что-то такое, на что они не способны, лишь бы сохранить свои привилегии?
Еще один приступ смеха.
— Они же римляне.
Глава 7
Йорк, наши дни
Город стоял на горе в месте слияния двух рек. В самой высокой точке возвышаются квадратные башни кафедрального собора. Его окружают высокие стены. В свое время они встали мощным заслоном на пути пиктов, викингов, норманнов и шотландцев, но в наши дни не способны противостоять потоку уличного движения, что течет через городские ворота. На противоположном берегу, там, где когда-то были преуспевающие верфи и складские помещения, теперь тянутся ряды офисов и модных сетевых кафе и ресторанов.