Секретарь в переплёте
Шрифт:
— Дочка позвонила папе, — усмехается Влад. — И что интересного он рассказал?
— Только то, о чём можно было догадаться. И, чтобы ты знал, факт усыновления — не позор. Ни для кого из вас! — Зара вздёргивает подбородок.
— Последнее время все просто жаждут покопаться в моей личной жизни, — Влад задумчиво отворачивается к окну. — Но если Сашины мотивы я с натяжкой, но понимаю, то зачем это вам с Арольской — большой вопрос.
— Главное, чему меня научил отец — бороться за свою семью и я поборюсь за твою,
— Кто ты мне? — насмешливо спрашивает Влад, поворачиваясь. — Мать? Сестра? Может быть, жена?
— А ты так и не понял? — криво улыбается Зара. — Ни Виктор, ни мой отец не откажутся породниться, а ты не посмеешь отказать человеку, который так много для тебя сделал.
Влад смотрит пусть недовольно, но признавая её правоту.
— И ещё не раз пожалеешь, что согласился, когда Виктор расписывал тебе все преимущества родства с семьёй Амбарданян. — уверенно обещает она. — Потому что раз за разом я буду сталкивать тебя с братом. Буду интриговать и обманывать, но заставлю тебя признать единственного близкого человека. И сделаю счастливым!
— Да с чего ты взяла, что мне это нужно?! — рявкает Влад.
— Крамели — замечательная семья, — Зара подходит вплотную к нему, — добрая, любящая, дружная, но они не избавят тебя от всего этого, — она неопределённо взмахивает рукой.
— Ты принимаешь меня за кого-то другого, — криво улыбается Влад и хочет отойти, но она касается его щеки. Заставляя вздрогнуть и застыть.
— Я принимаю тебя за недоверчивого, вечно чужого мальчишку, который больше не хочет знать, что такое любовь.
— А ты знаешь? — с вызовом во взгляде спрашивает он.
— Рискни проверить, — слышится тихий шёпот в ответ.
И две хрупкие ладони обнимают его за шею, а сама она прижимается ближе.
— А если нет? — не двигаясь, в своей обычной манере интересуется Влад.
— Будешь жалеть всю жизнь. — Она отходит на шаг, словно не было этого мгновения слабости, и бесстрастно пожимает плечами. — В мрачном одиночестве, в своих обидах и недоверии.
Зара разворачивается, чтобы уйти, но…
— Так спаси меня, огненная девочка Зара. — Чужое дыхание касается её уха, а широкие ладони удерживают за талию. — Попробуй спасти, но не жалуйся, если всё пойдёт не по плану.
— Импровизация — мой конёк! — выдыхает Зара и оказывается лицом к лицу с лучшим из своих кошмаров.
— Так импровизируй, — неожиданно благосклонная улыбка меняет Влада до неузнаваемости.
И она слушается, уверенно касаясь его губ своими.
— Оль, я ухожу на обед.
— Угум, — согласно мычу я.
Что за гадость! Вот в чём разница между бухгалтерскими документами дня и кассовыми документами дня? А в том, что первые — гигантские тома в три пальца толщиной, тяжеленные и бесполезные. Зато вторые — бесценное сокровище для любого операционного работника.
Спасибо заму главного бухгалтера и той самой Ольге, у которой на прошлой неделе ломалась электронная база. Именно они откликнулись, пришли и объяснили глупому секретарю что стоит разбирать с особой тщательностью, а что можно закинуть на самые дальние полки. Чем я сейчас и занималась, попутно отбирая то, у чего истёк срок хранения. Интересно, мне дадут самой всё это сжечь?
Рычаг там дёрнуть или кнопочку нажать. Говорят, это избавляет от стресса. Вопрос только в том, что именно называть стрессом.
Преображение архива? Так это радость, облегчение работы и, вообще, везение. Тет-а-тет с Дальским на моей кухне? Поцелуй с красивым и умным мужчиной вроде как стрессом тоже не считается, а, если верить врачам, ещё и пользу приносит. Хорошо, что дойти до конкретно оздоровительной фазы нам помешал визит соседки. Или как раз то, что помешал заставляет меня нервно чесаться?
Вон даже с начальником вроде как удалось найти хоть какой-то общий язык, а мне всё не так. Или не так то, что в каждом из этих вариантов звучит отчётливое «вроде»? С ходу не разобраться, а времени на анализ просто не остаётся. Пусть архив принял форму архива, но разобрать за меня документы Дальский точно не сможет. И, надеюсь, что не будет даже пытаться.
Радуясь, что четыре верхние полки заполнены, я начинаю заполнять пятую. Надо бы доставить января 2018 и пойти пообедать. Заодно посмотрю присланные безопасниками описи — им резко приспичило сдать в архив все свои две небольшие кипы. Занятая мыслями, я неудачно беру тот самый бухгалтерский том и пытаюсь впихнуть между двумя точно такими же.
— Чтоб тебя!
Туго прошитое килограммовое дело вырывается из рук. К счастью, пролетает мимо головы, но ощутимо царапает уголком спину и с оглушительным шлепком падает на бетонный пол.
— Не замечал, что в работе архивариуса столько рисков.
— Обязательно так пугать? — мрачно отзываюсь я, не глядя на Дальского. Вместо этого поднимаю том и в этот раз всё-таки ставлю на место.
— Извини.
— Вам не жаль, — констатирую я, ставя последние январские дела на шестую полку.
— Нисколько. — Дальский прислоняется плечом к стойке стеллажа и я чувствую его взгляд, собирая очередной ворох описей со своими отметками.
— А вы давно не были в Израиле? — иронизирую я.
— Хочешь съездить? — насмешливо отзывается Дальский, который, прямо как я, отказывается замечать намёки.
— Хочу, чтобы вы съездили. — Я выхожу из прохода между стеллажами. — Отдохнули, родителей навестили. У вас же отпуск.
— В городе меня держат безотлагательные, но очень привлекательные дела.