Секретная миссия Пиковой дамы
Шрифт:
— Как ты думаешь, может быть, мне натянуть поверх гипса черный чулок? — дождавшись, пока я закончу разговор, спросила Ирка.
Она уже оделась для поездки на кладбище и теперь стояла в прихожей, критично разглядывая себя в зеркало.
— Не слишком ли легкомысленно смотрится эта белая нога? — Ирка ждала совета.
— Ну и что, что белая? Это же у тебя не кружевной чулочек, это гипс!
— Может, мне его черной ленточкой перевязать? — неуверенно предложила подруга.
— Ага, и еловыми веточками обвить! — съязвила я. — Не говори глупостей, при чем тут твой гипс, какая
— Придумала! — не слушая меня, победно воскликнула подруга. — Я на него шапку надену!
— Что ты на него наденешь?! — мне показалось, что я ослышалась.
— Шапку, а что? У меня есть чудесная фетровая шляпа… То есть она была чудесной, пока я случайно не постирала ее в машине с центрифугой, а после этого она потеряла форму и стала похожей на мягкий черный горшок. На голову это теперь надевать нельзя, бомжи засмеют, но на ногу налезет самым милым образом, как раз весь мой гипс и закроет! И голеностопу тепленько будет, и траур соблюден!
Не слушая моих протестов, Ирка отыскала в шкафу нечто, очень похожее на мятое шерстяное ведро, и дополнила свой наряд — длинное черное пальто, меховая шапочка с вуалеткой и один сапог на левой ноге — этим оригинальным аксессуаром. Я пропустила ее в дверях, помогла спуститься по заснеженным ступеням крыльца во двор и дальше за ворота, к «шестерке», закрыла все двери и вернулась в машину.
А когда мы приехали на кладбище, выяснилось, что Ирка могла и не наряжаться соответственно печальному случаю: все равно ее траурного облачения никто не мог увидеть. И не потому, что на заснеженном погосте находились одни усопшие, живые там тоже были, но присоединиться к группе провожающих в последний путь Нику у Ирки не было никаких шансов. Пробираться к могилке, отрытой в промерзшей земле натужно кряхтящим экскаватором «Петушок», нужно было по узкой тропинке, похожей на снежный окоп, причем идущий под уклон.
— Дежавю, — пробормотала огорченная Ирка, взглянув на этот бобслейный спуск из окошка. — Смотрю — и вспоминаю свой исторический полет с заснеженной вершины! Как ты думаешь, я тут пройду?
— На своих трех, считая костыли, точно не пройдешь. Разве что опять на заднице съедешь, — рассудила я. — Но лично мне кажется дурным тоном раскатывать по кладбищу на пятой точке. Представляешь, что подумают о тебе участники церемонии, если ты в этих своих траурных одеждах слетишь к могилке с горушки, как подбитая ворона?
— Ужас, — вздохнула Ирка.
Она почесала ногу под гипсом и снова тоскливо посмотрела на узкий лаз в сугробе:
— Вот интересно, а как же туда добрался Никуша? Неужто съехал в своей домовине, как на салазках?
— Думаю, Никушу в гробу пронесли на руках, — сказала я, выбираясь из машины. — Для этого понадобилось человек шесть, не меньше.
— Погоди! Так, может, ты попросишь этих носильщиков перенести и меня? — воззвала Ирка, видя, что я собираюсь удалиться по тропе.
— Не-а, ты нетранспортабельна: у тебя гроба нет, — отмахнулась я, едва не поскользнувшись на накатанном чужими ногами пути.
Иркин печальный вздох пронесся над черно-белым погостом, как порыв ветра. Даже не оглянувшись, я протопала по тропе к яме, у которой сгрудились
Он лежал в красивом лакированном гробу с медными ручками, как живой, никаких следов повреждений, полученных в катастрофе, не было видно.
Снегопад прекратился, но было очень холодно, набравший силу норд-ост завывал, как сотня наемных плакальщиц, так что даже не знаю, отчего больше слезились глаза присутствовавших — от горя или от ветра. Шубку мою продувало насквозь, а спрятаться в открытом поле было негде — распахнутая могила была не в счет. Ее быстро занял Ника. К счастью, церемония прощания не затянулась, и уже минут через тридцать, так и не перемолвившись ни с кем ни единым словом, я вернулась в машину, клацая зубами.
— Ну, что там? — обиженным голосом несправедливо наказанного ребенка спросила Ирка.
— Что ты хочешь услышать? — не поняла я.
— Как все прошло?
— Какие могли быть варианты? — Я пожала плечами, а потом обхватила их руками и затряслась, как отбойный молоток. — Ух, как я замерзла! Холодина страшная! Слушай, может, не пойдем на поминки? Я продрогла до костей, и потом, все это так грустно…
— Нет уж! — рассердилась Ирка. — Ты была на похоронах, а я — нет, так хоть на поминках появлюсь!
— Тогда давай так: я была на похоронах, а ты пойдешь на поминки! — я тут же нашла компромисс. — До кафе я тебя отвезу, а обратно приедешь с кем-нибудь из гостей, у тебя же там наверняка полно знакомых, Ника был твоим одноклассником, а не моим.
— А ты куда? — с подозрением спросила подруга.
Я уже крутила «баранку», медленно ведя машину по заснеженным аллеям кладбища. Дорога была скользкой, «шестерку» заносило.
— Я-то? Даже не знаю. — Я немного подумала.
Погода вкупе с похоронами навевала печальные мысли, хорошо бы хоть немного развеять тоску, а как?
— Пожалуй, я загляну к себе домой, — решила я. — Постираю Коляновы домашние джинсы, поутюжу Масянькины вещички… Ага, еще елку разберу! Слава богу, все новогодние праздники позади.
— Не все, — сказала Ирка, оглядываясь, чтобы проверить, следуют ли за нами другие машины, составлявшие траурный кортеж. — Ближе к концу февраля еще будет Новый год по-буддистски!
— Это уже без меня. — Я покачала головой. — Или, во всяком случае, без елки. Она и сейчас-то, наверное, уже осыпается вовсю, а к концу февраля от нее только палка останется.
— А вот я слышала, что в Германии существует специальная команда, которая после Рождества собирает выброшенные елки и высаживает их в землю. Каждая четвертая приживается, — сообщила Ирка.
Она немного помолчала и жалобно спросила:
— Но к вечеру ты вернешься, да? Иначе мне одной в доме будет очень неуютно.
— Вернусь, не волнуйся. — Я остановила машину у кафе, в котором был заказан поминальный обед. — Я тебе до вечера еще позвоню.
— А, кстати, тебе тут звонили! — Ирка, уже наполовину вылезшая из салона, плюхнулась обратно в кресло. — Ты вообще заметила, что забыла свою сумку в машине, или нет?