Секретная миссия Рудольфа Гесса
Шрифт:
После чего Кадоган удалился и отправился спать. Он так устал, что даже не нашел сил, чтобы сделать запись в дневнике. Открыл он его только следующим вечером, записав, что у Черчилля имеется текст заявления, констатирующего, что Гесс прибыл "во имя гуманизма". Но так не пойдет, писал он; это походит на предложение мира, в то время как они могут представить дело так, что Гесс поссорился с Гитлером.
* * *
Когда Гамильтон и Киркпатрик приземлились в Тернхаусе, им стала известна новость о германском заявлении. Согласно распоряжению сэра Арчибальда Синклера, министра авиации, им следовало немедленно явиться для установления личности задержанного. Практически тотчас они сели в автомобиль, помчавший их по неосвещенным улицам. Но в Бьюкененский замок они прибыли только после полуночи. Их сразу проводили в комнату к узнику. Гесс крепко спал, и охране пришлось разбудить его. Сначала
Около часа ночи, когда Гесс продолжал разглагольствовать, Гамильтона и Киркпатрика пригласили к телефону; это был Идеи, все еще сидевший с Черчиллем и сгоравший от нетерпения узнать, установлена ли личность задержанного, и если да, то что он говорит. Киркпатрик ответил, что сомнений насчет личности нет, но свою речь он не закончил и наполовину (оценку эту он, вероятно, дал на основании количества рукописных листов, с которых читал Гесс), так что объяснения его визита пока не получены. Они вернулись. Гесс еще полтора часа продолжал "быстро говорить", как сказано в последующих записках Гамильтона. Киркпатрик внимал ему с достойным уважения терпением и "ни разу не смежил глаза", в то время как Гамильтон устало кивал.
Во второй части речи Гесса излагались доказательства того, что Германия неизбежно победит в войне. Производство самолетов в Германии во много раз превосходило выпуск аналогичной продукции Великобританией и Соединенными Штатами, вместе взятыми, и как бы Британия ни старалась, изменить это соотношение в свою пользу ей не удастся. Когда в прошлом мае Британия начала бомбардировки Германии, Гитлер решил, что это явление временное; он терпеливо ждал, "во-первых, не хотел втравить мир в необузданную воздушную войну и, во-вторых, из сентиментального уважения к английской культуре и английским памятникам", как Киркпатрик подытожил слова Гесса. "Только выждав несколько недель и с большим нежеланием отдал он приказ бомбить Англию". Что касалось битвы за Атлантику, то подводные лодки производились ныне в больших количествах по всей Германии и оккупированной Европе. Комплектующие детали водным путем доставлялись на судоверфи для сборки. Британия вскоре воочию увидит, насколько возросло число подлодок и как эффективны они в сочетании с самолетами в войне против кораблей. В завершение, в Германии невозможно было пробудить революционное настроение, поскольку массы слепо верили в Гитлера.
Наконец, Гесс перешел к причинам, заставившим его приехать; далее следует изложение Киркпатрика:
"Он сказал, что, ужасаемый перспективой продолжения войны, он прибыл сюда без ведома Гитлера, чтобы убедить ответственных людей в том, что, поскольку Англия выиграть войну не может, самым благоразумным было бы заключить теперь мир. Давно и хорошо зная фюрера, знакомство с которым началось восемнадцать лет назад в крепости Ландсберг, он мог дать слово чести, что Гитлер никогда не вынашивал планы против Британской империи, никогда не стремился к мировому господству, считая сферой интересов Германии Европу, а любое расточение
Далее Гесс внес старое предложение, чтобы Великобритания дала Германии свободу действия в Европе, и Германия даст Британии свободу действия в Империи — кроме бывших германских колоний, в которых она нуждалась как в источнике сырья. Киркпатрик тогда спросил, считают ли они Россию Европой или Азией. «Азией», — услышал он в ответ. В таком случае, продолжил Киркпатрик, не следует ли из этого, что раз Германия просит свободы действия в Европе, на Россию она претендовать не станет. Ответ Гесса не заставил себя долго ждать: у Германии есть определенные претензии и к России, которые можно удовлетворить путем переговоров или военными действиями; однако нет основания для слухов, что Гитлер планирует в скором времени начать наступление на Россию. Киркпатрик спросил у него насчет притязаний Италии; Гесс отмахнулся от них, сказав, что они не будут чрезмерными.
Собеседование к этому времени длилось уже два с половиной часа; Киркпатрик толкнул Гамильтона и сам поднялся. В своем отчете он сообщил, что позволил себе оставить без внимания самые дикие высказывания Гесса, "так как понимал, что спор не принес бы никаких плодов, а мы бы вдобавок остались без завтрака". В дверях Гесс нанес прощальный удар: он забыл подчеркнуть, что его предложение останется в силе только в том случае, если его можно будет обсудить с новым, а не с нынешним британским правительством. Черчилль, запланировавший войну, и поддержавшие его коллеги — не те люди, с кем фюрер согласится сесть за стол переговоров.
Завтрак Гамильтону и Киркпатрику подали в госпитале. После вчерашнего обеда во рту у них не было ни крошки. Потом они вернулись в Тернхаус и легли отдохнуть. Через несколько часов Киркпатрик снова был на ногах. Еще не было одиннадцати, когда он позвонил Кадогану и вкратце доложил об итогах встречи. Кадоган велел ему оставаться на месте и ждать дальнейших распоряжений. Кадоган продиктовал резюме для Черчилля, включив предположения Киркпатрика, что Гесс будет более откровенным в разговоре с человеком, которого примет за члена консервативной партии, снедаемого желанием свергнуть правительство Черчилля:
"…мистер Киркпатрик полагает, что будет лучше, если герцог Гамильтон перевезет его [Гесса] в свой дом, в котором в настоящее время устроен госпиталь, и далее он предлагает свести его с братом герцога Гамильтона, который говорит по-немецки, и еще с кем-нибудь, кто мог бы сыграть роль такого члена консервативной партии, как указывается выше…
Мистер Киркпатрик говорит, что Гесс держится весьма спокойно, хотя несколько выбит из привычной колеи. Он утверждает, что прибыл по собственной инициативе, и мистер Киркпатрик полагает, что он все время напоминал себе об этом, так что это, в конце концов, превратилось в мономанию. Он уверовал, что Германия победит в войне, но понимает, что она продлится долго и со всей современной техникой повлечет множественные разрушения и кровопролитие. Он верит, что если сумеет убедить народ этой страны в том, что имеются основания для мирного урегулирования, войне можно будет положить конец и избежать ненужных страданий…"
Судя по тому, как Гесс описывал свои сны, посещавшие его в первые дни плена, Киркпатрик был действительно прав насчет его мании. Ему снилось, что он был дома и не смог закончить приготовления к полету или вернулся, не добившись успеха. Его мучили кошмары, во время которых он делал все, чтобы достичь своей цели, но от предчувствия неудачи впадал в пугающее отчаяние. Когда он пробуждался, то понимал, что находится в Шотландии. Сначала он испытывал облегчение и не понимал всей серьезности ситуации, "так глубоко укоренилась у меня в подсознании моя цель — мир". Этот момент Киркпатрик уловил довольно четко, но в другом направлении Гессу удалось ввести его в заблуждение, как и многих других британских наблюдателей. У Киркпатрика сложилось впечатление, что Гесс был плохо осведомлен о германской стратегии и производстве и прибыл в страну по собственной инициативе, а не по договоренности с фюрером.
Резюме рапорта Киркпатрика Кадоган отнес Черчиллю в полдень. Позже в дневнике он записал: "Несомненно, это Гесс. Но невозможно понять, зачем он прибыл, если только не сошел с ума". По свидетельству врачей, он находился в полном здравии. Предложение подослать к Гессу кого-то, кого он принял бы за представителя «оппозиционной» группы и принялся бы склонять на свою сторону, Черчилль не принял, так как уже обсудил с «Си», как поместить его в комнату, оплетенную проводами, чтобы можно было записывать каждое его слово, каждый вздох. В записке Идену он указал, что с Гессом следует обращаться как с военнопленным и содержать его под наблюдением министерства иностранных, а не внутренних дел: