Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть — все спят. А бумага, наверное, важная…
Прошёлся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.
«Ладно, — решает. — Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам».
Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.
— Ну что тебе? — нехотя отозвался Спирин.
— Бумага.
— Какая ещё бумага?
— Немец сунул.
Взял
Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.
— Буди Сомова. Он знает.
Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.
— Да ты давай вслух, — зашумели матросы.
— «Либе геноссен», — прочитал Сомов.
Все стихли.
— Дорогие товарищи, — перевёл он на русский язык.
— Ясно. Давай дальше.
— «Данк фюр ойре золидаритэт» — благодарим за солидарность, то есть за помощь, — объяснил Сомов.
— Понятно.
— Ишь ты!
— Правильно!
— Давай дальше.
— «Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!» прочитал Сомов. — Мы победили. Пролетарии всех стран…
— …соединяйтесь! — выпалил Спирин.
— Верно, — произнёс Сомов.
Мало кто из матросов в эту ночь спал.
— Взяла, значит, — радовались они. — Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.
На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с «Петра Великого» ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.
Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжёлый ящик, присмотрелся, а немец — тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.
— Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! — прошептал немец.
— Ферайнигт ойх! — повторил Гагин.
БУДУТ — НЕ БУДУТ
В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.
Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?
Одни говорят:
— Будут бельгийцы работать.
— Нет, не будут, — возражают другие.
О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, — не будут.
— Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, — заявляет Колька.
— А вот и поддержат, — упирается Лёнька.
Спорили, спорили, наконец решили: десять щелчков тому, кто проиграет.
В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие — влупит,
И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.
На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра — рыжая Катька, и ещё человек десять.
В семь часов около заводских ворот появились бельгийцы. Вначале группкой в пять человек, потом ещё пять, за ними и остальные.
Пересчитали ребята: все тут — двадцать один человек.
— Ну, говорил я? — торжествующе закричал Колька.
— Говорил.
— Подставляй лоб.
Спустились ребята в овражек, укрылись от ветра, засучил Колька рукав.
— Раз, — отсчитывает Колька, — два, три, четыре…
Бьёт крепко. Морщится Лёнька, язык прикусил от боли.
— Пять, шесть, семь…
Крепится Лёнька, а слёзы сами из глаз выступают.
— Восемь, девять, десять.
Только ударил Колька десятый раз, как смотрит — мчится сверху Лёнькина сестра, рыжая Катька, кричит:
— Ушли бельгийцы, ушли с завода!
— Как — ушли?!
— А вот так и ушли!
Поднялись ребята из овражка, смотрят — и правда уходят бельгийцы. Впереди пять человек. За ними ещё пять. Следом и остальные. Пересчитали ребята: все тут — двадцать один человек.
Лёнька с кулаками на Кольку:
— Говорил я, говорил! Подставляй лоб.
— С какой же это стати? — стал возражать Колька. — Может, они снова вернутся.
Тут за Лёньку вступились ребята:
— Не вернутся они. Не вернутся. Увидели, что наших нет, вот и ушли.
— Подставляй лоб! — опять потребовал Лёнька.
Смирился Колька, подставил…
Возвращались мальчишки домой с распухшими лбами. В посёлке встретили отцов.
— Кто же это тебя? — спросил Колькин отец у сына.
— Ну и ну, — подивился Лёнькин отец.
— Это из-за бельгийцев, — вылезла рыжая Катька.
— Как — из-за бельгийцев?
Рассказала девчонка, в чём дело.
Рассмеялись рабочие.
— Говорите, не наших кровей. Вот и неверно. Кровь-то у нас пролетарская. Дело-то общее.
НОВАЯ РУБАХА
Пообещал отец к маю Николке новую рубаху купить.
Соберутся, бывало, вечером мать, отец и Николкина сестра, Клава, заведут разговор о рубахе.
— Лучше белую, с пояском, навыпуск, — скажет Клава.
— Не настираешься. Надо тёмную, синюю, — заявит мать.
— Зачем же синюю? — возражает отец. — Мы ему купим красную, яркую, в маковый цвет.
Замирает сердце у Николки, глаза разгораются.
— Так какую тебе рубаху? — спрашивает отец.
— Мне бы с карманом, красную.