Секретные материалы: Хочу верить
Шрифт:
Малдер уже входил в дверь, хотя и слышал, как джентльмен удивился вслух:
— Неужели он не знает, что эта сторона для леди?
Как и все здание, помещение раздевалки уже рассыпалось от старости. Малдер остановился, сообразив, что в словах старого клерка заключался вполне понятный смысл, и окликнул:
— Эй, есть тут кто? Эй, кто-нибудь?
Ответа не было.
Поэтому он вошел и стал обходить помещение, читая фамилии на шкафчиках. Многие этикетки
И все же он продолжал идти от шкафчика к шкафчику. Перешел в следующий ряд, и здесь, хотя наружный холод сменился парным жаром, Малдер застыл.
На скамейке сидела женщина, никак не моложе южного джентльмена за конторкой, в купальнике, который она явно собралась снимать. Она смотрела на Малдера, и на ее лице отражалось недоумение, готовое смениться ужасом.
Подняв руки, будто сдается, готовый в любой момент услышать леденящий сердце вопль, Малдер вместо этого вопля получил от старухи улыбку. Медленную, лукавую, даже сексуальную…
Она начала расстегивать бретельку. Малдер с невероятной скоростью задним ходом выскочил обратно из раздевалки.
В необычном для себя смущении он спросил у старого клерка:
— У вас болторезы есть?
Все менее и менее приветливый хозяин тяжело вздохнул:
— Значит, никто из вас не приехал сюда поплавать?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
БОЛЬНИЦА БОГОМАТЕРИ СКОРБЯЩЕЙ
РИЧМОНД, ВИРДЖИНИЯ
11 ЯНВАРЯ
Дана Скалли, в хирургической шапке и халате, читала в операционной историю болезни, когда ввезли на каталке Кристиана Фирона.
Она подошла к своему пациенту — с выбритой головой он казался еще беспомощней, хрупкая фигурка тонула в больничной рубахе, — и тепло ему улыбнулась.
— Сегодня целая куча народу будет заниматься только тобой, Кристиан.
Мальчик выдавил улыбку, хотя она и дрогнула у него на лице, когда колеса каталки закрепили тормозами.
Скалли наклонила голову набок:
— Только давай договоримся: ты не будешь бояться.
Улыбка ребенка стала несколько естественнее:
— И вы тогда тоже, да?
Она улыбнулась шире:
— Договорились.
Она отошла, ее место занял анестезиолог. Скалли отвернулась, улыбка исчезла с ее лица, сменившись решительной миной.
Когда она, вымыв руки, повернулась снова, ее операционная бригада уже закрепляла бритую голову Кристиана в стереотаксическом аппарате. При виде этого пугающего устройства, похожего на приспособление из средневековой камеры пыток, Скалли почувствовала, как поколебалась ее решимость. Но сейчас, под взглядами всей своей бригады, она могла только надеяться, что эти люди не ощутили ее мгновенного
— Доктор Скалли? — окликнула ее операционная сестра, слегка нахмурившись.
— Зафиксировать голову, набор для спинномозговой пункции, игла четыре дюйма восемнадцатый номер. И шприц с лидокаином…
Она смотрела на пациента, не на окружающих, не желая, чтобы эти профессионалы видели ее глаза и то, что могли в них увидеть.
Ей дали шприц. Она ввела его содержимое в висок Кристиана и сказала:
— Трепанационное сверло пять миллиметров.
Ей подали инструмент, она его приставила к голове ребенка.
Операционная сестра привлекла ее внимание к стоящему рядом трехмерному монитору, где зрелище иглы, входящей в череп, показывалось с клинической точностью и с определенного расстояния.
Когда процедура закончилась, день уже перешел в ранний вечер. Скалли в заляпанном кровью пациента хирургическом костюме сидела одна на скамье в раздевалке для врачей и писала в блокноте, который подарил ей Кристиан. Его фотография с надписью смотрела на нее с внутренней страницы обложки.
У нее за спиной прозвучал знакомый голос:
— А еще говорят, будто это яушел в подполье.
Она обернулась к дверям, где стоял Малдер, в свитере и в джинсах, упираясь руками в бока. Вид у него был усталый, но бодрый, и она машинально улыбнулась, но не встала.
Он подошел к ней и сел рядом, и ей было хорошо, что он здесь, но остаточное напряжение вчерашней сцены еще держалось.
— Ты, извини, Малдер, — сказала она, захлопывая блокнот. — Понимаю, что ты волновался. Но мне нужно было сосредоточиться полностью.
Он глянул на окровавленную одежду, посмотрел Скалли в глаза:
— Это тот мальчик, да? Скалли?
Она неохотно кивнула.
Его озабоченное лицо сказало ей, что он понимает, какую тяжесть она на себя взвалила. И он сказал вслух:
— Я думал, что для него ничего нельзя сделать…
Она вздохнула:
— Я рискую. Я рискнула применить одну радикальную… и, честно говоря, болезненную новую процедуру.
Он посмотрел на нее, прищурившись:
— Вчера вечером ты говорила, что смысла в новых процедурах нет.
— Я так считала.
— Отчего же ты передумала?
Как ему ответить, чтобы не выглядеть лицемеркой и дурой? Как ему сказать: «Малдер, помнишь того бывшего попа, которого я назвала мошенником и раскритиковала в пух и прах? Так вот, он велел мне не опускать рук. Вот я и не опускаю».
В ответ она только пожала плечами и отвернулась.
— Когда ты будешь знать, помогла она или нет?
— Их целую серию надо провести, таких процедур. И это займет время. — Теперь она снова на него смотрела, и лицо у нее было как на исповеди. — Пока они пе будут выполнены все, мы ничего знать не будем.