Секретные миссии (сборник)
Шрифт:
Опять приходилось признаваться в несостоятельности подозрений. Каждая новая неудача подтверждала, что я совершил ошибку, заподозрив Буланже в шпионаже. Я советовал своим начинающим коллегам не поддаваться первым впечатлениям, и я же, как самый заурядный любитель, неуклюже угодил в ловушку, от которой предостерегал других. Ночью я долго лежал без сна и анализировал чувства, которые с первого взгляда заставили меня заподозрить Буланже. Затем я восстановил в уме все его действия и слова, пытаясь найти хоть один признак, подтверждающий первое впечатление. И я решил подвергнуть Буланже последнему испытанию. Если и на этот раз оно не даст результата, мне придется признаться в ошибке и немедленно освободить Буланже. Я даже приготовился извиниться перед ним за оскорбительные для него подозрения.
И вот он снова стоит передо мной, такой же бесстрастный и терпеливый.
— So jetzt bin ich zufrieden. Sie k"onnen gehen. Sie sind frei [102] .
Буланже глубоко, с облегчением вздохнул, встряхнул плечами, словно сбросив с них тяжелый груз, и радостно улыбнулся. Но тут раздался мой саркастический смех. Вздрогнув, Буланже попытался снова сделать бесстрастное лицо. Слишком поздно! По моему сигналу часовые схватили его за руки.
102
Ну, теперь я удовлетворен. Можете идти. Вы свободны (нем.)
— Mein lieber Freund... [103] — начал я вставая.
С этого момента до самой казни Буланже, состоявшейся через несколько дней, мы говорили только на его родном — немецком — языке!
Глава 9
АРНЕМСКИЙ ПРЕДАТЕЛЬ
Случай, о котором я хочу рассказать, является самым интересным в, моей практике и, пожалуй, самым выдающимся во всей истории шпионажа. Это, конечно, очень смелое заявление, но я постараюсь доказать его правильность. Я сделал такое заявление не потому, что принимал участие в разоблачении человека, который причинил союзникам колоссальный вред. Давайте рассмотрим факты. Если бы смелая попытка фельдмаршала Монтгомери нанести удар в районе Маас — Недер — Рейн имела успех и если бы наши главные силы соединились с доблестными парашютистами у Арнема, танковый клин союзников врезался бы в самое сердце Германии. Успешное развитие этого удара, по всей вероятности, привело бы к окончанию войны в Европе до рождества 1944 года, то есть на шесть месяцев раньше. По-видимому, найдется немного стратегов, которые станут отрицать это.
103
Мой дорогой друг (нем.)
Сколько человеческих жизней удалось бы спасти за шесть месяцев! Можно было бы избежать разрушений стоимостью в несколько сот миллионов фунтов стерлингов. Только английское правительство в последние месяцы войны ежедневно расходовало на военные нужды 16 миллионов фунтов стерлингов. Если бы войну в Европе удалось сократить на шесть месяцев, была бы спасена колоссальная сумма — около двух миллиардов девятисот миллионов фунтов стерлингов. А какие астрономические суммы расходовали на продолжение войны другие государства! Какую пользу народам этих стран принесли бы эти деньги, если бы они были использованы в мирных целях! Но гораздо важнее то, что, если бы западные союзники проникли тогда в глубь Германии и оккупировали весь Берлин и всю Западную Германию, прежде чем русские пришли с востока, нынешняя печальная картина союзнических отношений выглядела бы иначе и политика «с позиции силы», применяемая западными союзниками, оказалась бы более эффективной.
Однако существуют границы, в пределах которых разумно строить предположения.
Но все же имеются довольно веские основания заявлять, что выброска парашютистов в районе Арнема, столь смело запланированная и дерзко проведенная, могла бы явиться поворотным пунктом в европейской войне, если бы она имела успех. Но эта воздушнодесантная операция, как известно всему миру, провалилась, но не из-за недостатка военного опыта или храбрости. И тем не менее Арнем — красноречивое свидетельство способности англичан вести борьбу с превосходящими силами противника до конца. В провале Арнемской операции виновен только один человек. Его имя Христиан Линдеманс. Он голландец. Именно он продолжил на шесть месяцев войну в Европе со всеми ее трагедиями. Наши доблестные воздушнодесантные войска по его вине попали в ловушку, где находились в течение
Как уже упоминалось в предыдущей главе, я как начальник голландской контрразведывательной миссии при штабе верховного главнокомандующего экспедиционными силами союзников нес ответственность за обеспечение безопасности в отведенном мне районе в тылу армий, наступавших через Фландрию в Голландию. Эта группа армий состояла из английской 2-й армии, американских 1-й и 3-й армий и канадской 1-й армии. Танки, самоходные орудия и пехота неудержимо катились вперед, оставляя следы разрушений. Местные жители, дома которых оказались на пути продвигавшихся армий, нередко лишались крова в результате артиллерийского обстрела и бомбардировок с воздуха, особенно в районах, где отступающие немецкие войска вели упорные арьергардные бои. Органы местного самоуправления бездействовали, так как многие полицейские чиновники, которые во время оккупации сотрудничали с немцами, либо дискредитировали себя, либо попрятались. Грабежи, голод и беспорядки были постоянными спутниками войны. Немцы воспользовались всеми этими обстоятельствами и оставили в тылу союзных войск шпионов и саботажников. Всюду царил беспорядок. Многие граждане максимально использовали предоставившуюся им возможность удовлетворить свои прихоти, не боясь полиции.
Необходимо было немедленно восстановить порядок. Немцы делали все возможное, чтобы союзники снимали свои части с передовых позиций для восстановления порядка в тылу. Поэтому методы, которые мы применяли, были грубыми, но эффективными. На открытой местности возникали лагеря, огороженные колючей проволокой. Вокруг них устанавливались пулеметы, которые могли вести огонь во всех направлениях, и расхаживали патрули, а у ворот днем и ночью стояли часовые. Бездомные, беженцы, подозреваемые коллаборационисты и шпионы помещались в эти лагеря и проходили сортировку. Постепенно, благодаря такому просеиванию, в лагерях оставались только подонки общества. Их допрашивали, судили и наказывали по заслугам. Этот метод нередко приводил к тому, что невиновные лишались свободы на несколько дней. Но в войне, к несчастью, честным людям часто приходится страдать ради торжества великого дела. Однако мы не могли допускать таких ошибок — они серьезно сказывались на наступлении союзных армий.
После освобождения Антверпена я добился разрешения создать такие лагеря безопасности в его окрестностях. В одном из лагерей произошел интересный случай. Однажды, проходя мимо главного входа, я услышал дикие крики. То, что я увидел, поразило меня. Рядом с часовым стоял человек гигантского роста — около ста девяноста сантиметров. Он был непропорционально толст. Массивные плечи этого великана, казалось, вот-вот разорвут его рубаху цвета хаки. А бицепсы, которым были тесны рукава куртки, напоминали бедра хорошего спортсмена. Он весил, видимо, около ста пятнадцати килограммов, но был плотным и мускулистым. Настоящая бронзовая статуя! На этом гиганте висело столько оружия, словно он был ходячим арсеналом. К поясу были привязаны два длинных ножа из темной стали, а на правом боку болтался длинноствольный пистолет системы Люгера, стрелявший на тысячу метров. На его богатырской груди висел пистолет-пулемет системы Шмайсера, который выглядел почти таким же безобидным, как водяной пистолет. Карманы великана сильно оттопыривались: в них, очевидно, были гранаты.
На руках гиганта висели две хохочущие девушки. Эту живописную группу окружала толпа восхищенных голландских юношей. В их глазах великан был каким-то мифическим героем. Озабоченный часовой не проявлял должной решимости и никак не мог протиснуться сквозь толпу. Из ее глубины слышался рокочущий голос гиганта:
— Эти девушки — голландские патриотки. Скажите своему полковнику, что великий Кинг Конг ручается за них. Я требую, чтобы их немедленно освободили! Тогда мы здорово повеселимся!
Я, конечно, слышал о Кинг Конге — смелом командире голландского Движения сопротивления, которому дали такую кличку по вполне понятным причинам. В оккупированной Европе восхищались его грубой силой и бесстрашием.
Но какое право имел он врываться в мой лагерь и поднимать такой шум! Пусть он остается героем где-нибудь в другом месте, но здесь он вмешивался в чужие дела.
— Эй вы, идите сюда! — крикнул я ему.
Он повернулся и, вытаращив глаза, одним движением сбросил с себя девушек. Затем он дотронулся до своей могучей груди указательным пальцем, который был с мой кулак.