Секретные поручения
Шрифт:
— Послезавтра у нее вторая группа, пойдешь и сдашь вместе с ними. И все дела.
Они зашептались о чем-то. Родик Байдак поднялся, включил единственную рабочую камеру, навел ее на лицо Салмановой. Большой монитор ожил. Жующий рот крупным планом, маленькие прозрачные усики над верхней губой, пятно сока в уголке.
Салманова высунула свернутый трубочкой красный язык; он был похож на собачий член, под ним виднелись синие прожилки и тонкая вертикальная перепонка.
— Родь, у меня проблемы, слышь? — повторил Сергей в двадцатый раз.
— Да, Серый, — спокойно ответил
Догадаться было нетрудно. Сергей с Родиком выпили еще по полному стакану и вышли на улицу, оставив Ашота и Салманову готовиться к послезавтрашнему зачету по зарубежной литературе.
В тенистом дворе университета, через высокую арку — парковка. По какой-то непонятной и совершенно логически непостижимой закономерности класс машин находился в обратно пропорциональной зависимости от социального положения их владельцев. У профессоров вообще не было личного транспорта, несколько потрепанных «единиц», «шестерок» и «троек» принадлежали доцентуре, хозяином разукрашенной двадцать четвертой «Волги» являлся Ашот. На «восьмерках», «девятках» и даже престижнейших «девяносто девятых» катались студенты. Имелись тут несколько видавших виды иномарок: два «Пассат-универсала», убитый «БМВ» — «тройка», «двухсотый» «мере» с проржавевшим кузовом.
И ярким пятном настоящего заграничного великолепия выделялась красавица «Ланча-тема» цвета вишни-скороспелки. Родику пригнали ее из Италии, прямо с завода, весь капот и багажник были в беловатой консервирующей смазке — будто только-только с конвейера. Двадцать две тысячи долларов. Отец Родика, Дмитрий Павлович, чуть инфаркт не получил, неделю шипел: как смел так засвечиваться, сукин сын?! Потом еще неделю не разговаривал. Но времена уже наступали вольготные, безответные, и однажды утречком сам Байдак-старший уселся за руль иностранной красавицы и поехал на работу — рисануться перед сослуживцами.
Сергей тоже считался на курсе блатным: его отец раньше возглавлял одну из госснабовских оптовых баз и уверенно распределял дефицит. Конечно, меховые шапки, дубленки и авторезина — это не квартиры, но все же возможности у него имелись немалые. Правда, пару лет назад случились большие неприятности, и папахен чуть не загремел на скамью подсудимых, но обошлось: даже из номенклатурной обоймы не выпал и пересел в кресло начальника горкоммунхоза.
Связи у него остались, да и деньги еще водились. Хотя вишневой «Ланчи» у Сергея не было, он ездил на обычной «пятерке», но ведь далеко не каждый студяга имеет свои колеса. Правда, тачка старенькая, механик сказал, что ходовую до наступления зимы надо будет обязательно поменять.
Когда Родька пиликнул дистанционным пультом и замки «Ланчи» четко отщелкнулись, Серега испытал легкий укол зависти. Тут игрушка из каталога, сто шестьдесят лошадиных сил, кожаный салон, мощная стереосистема, кондиционер, а где-то там, во временном металлическом гараже — сраненький «ВАЗ-2105» с размудоханной ходовой частью. Несправедливо.
— Я не хотел никому рассказывать… — бормотал Сергей, глядя на мигающий
— Конечно, — доброжелательно ответил Родик.
Они сидели в его машине, пили пиво. За открытым окном — косые штрихи дождя.
Откуда взялось пиво, Сергей не помнил, и как пошел дождь — не помнил тоже. Его развезло, карусель раскрутилась на всю катушку, вот-вот мозги пропеллером воспарят над черепной коробкой. Бессонная ночь дает о себе знать. Ночка…
— Папашка утром говорит: убил, что ли, кого? Нет, говорю. Он: значит, тебя убивали? Нет, говорю. Может, помочь надо, позвонить куда? Спасибо, говорю, не надо…
— У тебя папашка молоток, — сказал Родик.
— Да, да, — пьяно закивал Сергей. На отца ему грех было жаловаться. — Только я ему ни хрена не сказал… не смог…
— Стыдно? — вкрадчиво спросил Байдак. И высоким, не своим голосом торжественно произнес:
— Дети мои, я освобождаю вас от такой химеры, как совесть. Зиг хайль!
— торжествующе рассмеялся и добавил уже обычным тоном:
— Классно! «От такой химеры, как совесть…» Правда классно?
В мозгу Курлова кто-то перевел стрелки.
— Родь, ну зачем тебе это? — страстно зашептал он, уверенный, что сейчас убедит приятеля и одна проблема разрешится сама собой. — Зачем эти игры в фашистов? Мы же с ними воевали… Они моего деда убили и старшего брата отца искалечили…
— Плевать мне, кто с кем воевал, — равнодушно сказал тот и действительно плюнул в приоткрытое окно. — Зато эти спекулянты нас больше боятся. Петька пришел на «плешку» в черной форме, сапогах, так все сразу бабки отстегнули. Даже те, кто раньше хвостом крутил!
Стрелка со щелчком перескочила обратно, Сергей потряс головой.
— Вон Бернадская пошла в белых штанах, — Родик показал на ветровое стекло и тронул кнопку сигнала. — Хорошая жопа. Ашот говорил, всю абитуру у него на коленях просидела, он до сих пор ее волосы у себя в трусах находит.
— Дурак твой Ашот, — Сергей сплюнул под ноги. — Бернадская знала программу лучше наших преподов, сто лет ей колени его не усрались.
«Стоп, — тут же подумал он. — При чем здесь Бернадская? При чем Ашот? О чем мы говорили только что?..» Мысли срывались с карусели, разлетались в стороны, будто дерьмо из разбрасывателя удобрений; на смену им прибывали другие, новые, еще чернее, еще поганей прежних. Снова разлетались. Снова прибывали.
— Да, — сказал Сергей, наклоняя голову и сбоку неуверенно поглядывая на собеседника. — У меня проблема… я тебе рассказывал уже, да?
— Ну, почти, — доброжелательно кивнул Родик. — Я просто в шоке, Серый. Так чем там у вас все закончилось? Зачем ты вообще влез в эту махаловку? Ты же не мент?
Или мент?
— Да я не про то…
Сергей громко икнул. Вспомнил что-то, сжал зубы. И вдруг рассмеялся громким придурковатым смехом.
— Меня отпидорасили, Родь. А?.. От-пи-до-ра-си-ли. Да… можно сказать и так.