Секретный дневник доктора Уотсона
Шрифт:
– Внутренний круг, – пробормотал он себе под нос.
Вначале я подумал, что у него началась лихорадка, – настолько быстро Холмс превратился из чарующего оратора в неразговорчивого бирюка. Великие княжны забеспокоились и устроили настоящую суматоху вокруг моего друга. Я извинился перед всеми и увел Холмса в каюту, попутно обратив внимание, как близко друг к другу стоят великая княжна Мария и капитан Ярдли.
– Что случилось, Холмс? – допытывался я по пути. – Скажите, у вас что-то болит?
– Уотсон, это может быть слишком тяжелая ноша. Помните, когда мы только начинали свою одиссею, вы сказали,
– Да, но…
– Если то, о чем я сейчас подозреваю, правда, то в настоящий момент я не вижу выхода. Я имел в виду не физическую силу, а интеллектуальные возможности.
– Но, старина, в мире не так уж много людей, обладающих вашими талантами.
– Вполне возможно, Уотсон, но если у человека с подобными талантами также есть и реальная власть, то я не смогу действовать эффективно.
Теперь он явно витал где-то далеко и лишь махнул мне рукой, жестом показывая, что хочет остаться один и подумать. Я вернулся туда, где с беспокойством ждала оставленная нами группа, чтобы получить сообщение о состоянии Холмса. Я сообщил, что наш друг только что сформулировал еще одну теорию, которая теперь полностью захватила его. Он будет потерян для общества на протяжении какого-то времени, пока не приведет свои мысли в порядок и не доведет свою идею до логического завершения.
Затем мы разделились на небольшие группы, причем Ярдли с Марией вдвоем отправились на нос корабля.
Холмс оставался на корме. Его руки сжимали ограждение, голова свесилась на грудь, а сам он сгорбился, как древний старик. Он никогда не казался таким маленьким.
Эльютера
3 августа 1918 года
Наконец этот день настал. В середине утра мы шли вдоль берега Эльютеры. Я знал, что члены царской семьи сейчас находятся в своих каютах и весело выглядывают в иллюминаторы, рассматривая красоту, открывающуюся нашим глазам.
Описывая этот остров, Ярдли отдал ему должное. Величественные высокие пальмы, слегка раскачиваясь на легком ветру, манили к берегу. Когда мы подплыли ближе, я увидел, как с них падают кокосы, будто с опаской покидая свой дом. За исключением неба и моря, которые посрамили бы глубиной цвета сапфир или бирюзу, всюду царила зелень. Я не сомневался, что царской семье понравится это место.
Последние три дня прошли как увеселительный круиз – для всех нас, за исключением Холмса, который отказывался проводить время в дружеском кругу. Он искал ответы и объяснения тому, что ставило его в тупик.
И вот наш корабль подошел к самому берегу острова. Конечно, «Внимательный» также остановился, маячил неподалеку и, как обеспокоенная мать, наблюдал за тем, как причаливает «Спаситель».
На острове нас ждали кареты с запряженными лошадьми, автомобили и очень вежливый британский чиновник в белых одеждах.
Когда чиновник поднялся на борт, на палубе находились только Ярдли, Холмс и я. Всем морякам и даже Питерсу было приказано оставаться внизу, как они и поступали во время путешествия в определенные часы.
Ярдли щегольски отдал честь, поднявшийся на борт человек кивнул и протянул руку:
– Капитан,
Ярдли пытался вспомнить, кто его собеседник:
– Прошу меня простить, сэр, но я…
– О, не напрягайтесь, капитан, не нужно. Это было очень давно. Но мы с вашим отцом поддерживали связь на протяжении всех этих лет. Мы дружим с тех лет, когда в молодости познакомились в Париже. Может, он упоминал мое имя: меня зовут Майкл Престон.
Паутина, паутина и еще больше паутины. Но это были самые тонкие и дьявольски запутанные нити, которые мы с Холмсом когда-либо видели. Чрезвычайно искусная рука хитро сплетала события, не оставляя швов, и, похоже, работа была выполнена безупречно. Теперь стала видимой самая последняя нить, и Холмс надеялся, что вместе с ней удастся рассмотреть и весь рисунок.
Майкл Престон оказался крупным мужчиной лет пятидесяти пяти. Улыбался он кроткой улыбкой, которая не подходила к его внушительным размерам. Престон-старший был одним из самых приятных и деликатных людей, которых я встречал. Да, дипломатия являлась его профессией, но она же оказалась и природным качеством этого человека, естественным и органичным. Создавалось впечатление, что он искренне беспокоится о каждом, с кем вступает в контакт. Его трогательную заботу чувствовали буквально все. У него был небольшой шотландский акцент, и в дальнейшем мы выяснили, что в ранней молодости он был офицером Королевского хайлендского полка, а его дед вместе с Веллингтоном участвовал в битве при Ватерлоо.
Так что здесь, в случае с Ярдли и Престоном, получалась дружба потомков тех людей, военные подвиги которых восходили к Наполеоновским войнам.
Представив меня и Холмса Престону, Ярдли проводил его к каютам наших драгоценных пассажиров, и очень скоро члены царской семьи стали подниматься на палубу – обычными группами.
Оказавшись наверху, под великолепным солнцем и легким ветром, Анастасия буквально захлопала в ладоши, так она была возбуждена и так ей нравился остров.
Затем Престон объяснил, что для царской семьи нашли очень интересное место – бывшее поместье лорда Брайборна. Оно стояло на покрытой зеленью возвышенности и смотрело на Петляющий залив. Там великолепная вода, территория занимает почти сто акров, имеется великолепный особняк в колониальном стиле и очаровательные гостевые домики.
Алексей заявил, что хочет поскорее все это увидеть, и Ольге пришлось сдерживать брата, так он горел желанием бежать вниз на причал к поджидавшему транспорту.
Престон жестом показал дамам, что можно начинать спускаться. Николай помогал супруге, а царевич с Ольгой шли последними из членов царской семьи. Мы с Холмсом замыкали шествие. Ярдли пришлось остаться на корабле, но он пообещал присоединиться к нам позже. Вместе с багажом, как он пошутил.
Престон и члены царской семьи ехали в каретах. Нас с Холмсом посадили в автомобиль. В дальнейшем мы узнали, что Престон предложил Романовым выбрать средство передвижения и они сразу же остановились на каретах. Престон добавил, что, по мнению царя, его жене должна была особо понравиться поездка в карете, как в Ливадии.