Секретный дьяк
Шрифт:
– Откуда знаешь?
– Об чем?
– Об Апонии.
Монах усмехнулся, освобождаясь:
– А где живем, сам подумай? На Камчатке! Здесь самый последний казак слышал об Апонии.
– А с чего взял, что на маппе Апония изображена?
– Так острова же… – смиренно заметил брат Игнатий, отводя в сторону черные, как уголь, глаза. – Я ж вижу, что одни острова изображены на твоей маппе. А Апония, говорят, остров. И лежит за многими островами… – Все же не вытерпел, повторил вопрос: – Неужто, правда, бывал в тех краях?
Иван покачал головой.
– Тогда как мог начертить такое? – не отставал брат Игнатий. –
Мрачный огонь в черных глазах монаха Ивану не понравился.
– Опомнись! – оборвал монаха. – Я человек государственный, секретный. Тебе, монах, не дозволено пытать меня. И вообще… Может, сам плавал?
– Плавал.
– Где?
– Да в разных местах… – неохотно объяснил брат Игнатий. – На Камчатке… И в море Пенжинском… Церковное добро переправлял на бусе. Умею работать с веслами, ставил паруса, держал руль, знаю компас и румбы… – И не вытерпел, не вытерпел, снова повторил вопрос: – Неужто мы теперь пойдем в сторону Апонии?
– Молчи, дурак! – Иван быстро огляделся, но никто не прислушивался к их разговору.
– Молчу! Молчу! – Брат Игнатий страшно оскалился, как в большой ненависти, даже глаза заледенели, но тут же оттаял, будто согретый изнутри радостью: – Совсем молчу.
– Зачем оказался на Камчатке?
Брат Игнатий загадочно сощурился:
– Даже растения путешествуют. Размножением. Здесь, смотришь, пророс малый корешок, а там отнесло ветром какое зерно в сторону, а там пробились сквозь песок еще какие ростки. Так одно дерево и отдаляется от другого, разрастается, распространяется густой лес, только не рассуждает о том. А живой человек, он способен и к путешествию и к рассуждению. Это угодно Господу. Он позволил человеку ходить далеко и возвращаться обратно, чтобы всем остальным можно было рассказать об увиденном. Известно, что много святых людей внесло свою лепту в дело постижения далеких краев.
– И ты внести хочешь?
Монах переборол себя. Сказал со смирением:
– Как Он позволит.
2
До знака, поданного братом Игнатием, почти три часа несло бусу вдоль долгого берега. Неужели пронесет мимо? – гадали казаки. Неужели отбросит в море, а то разобьет на камнях? Не отходили от бортов. Вот вроде живы, а куда занесло? Выше всех торчала на носу бусы голова монстра бывшего якуцкого статистика дьяка-фантаста Тюньки. Вместо того, чтобы повесить Тюньку, Иван, с согласия господина Чепесюка, забрал Тюньку в море. Монстр работал, как вол, радовался жизни, сильно дивился миру. Лет десять, считай, безвыездно провел в Якуцке. От того радовался и дивился еще сильнее.
Туман.
На зюйд и на вест под туманом лежала одна вода, ничего кроме воды, и на ост тоже одна вода. Неизвестно, как обстояло дело к северу, но и там, наверное, плескалась вода. Везде одно большое волнующееся пространство. Уже думали, что так и будет до самой смерти – только туман и вода. И вдруг – остров.
А на островом гора заснеженная.
А над вершиной горы белое тоненькое кольцо тумана.
Когда бусу поднесло ближе к берегу, белое кольцо вокруг заснеженной вершины обернулось еще одним. Ну, а совсем вблизи повисли над вершиной, похожей на перевернутую воронку, одно в одном, уже три белых кольца. Одно вложено в другое, как разной величины баранки. Брат
– Даст Бог, к добру.
А длинный Тюнька отчаянно крикнул с носа:
– Дикующие!…
Сквозь чистый бурей промытый воздух явственно увидели – на верхней террасе, наклонной, а потому открытой к морю, по темной траве перед легкими летними балаганами, дергаясь и шумя, взволнованно двигались две возбужденных толпы. Дикующие высоко подпрыгивали, воинственно шли друг на друга. В руках – луки, сабельки, может, ножи, того и гляди, перебьют друг друга, каждый в большом нетерпении перебирал коротенькими ногами. Правда, криков почти не слышали – накат, буруны, да скоро и течение вынесло бусу, низко сидящую в воде, за высокий мыс. Как специально скрыло бусу от глаз дикующих.
– Война у них? – удивился Иван.
Похабин кивнул согласно:
– Война.
Казаки помолчали, переглядываясь, только монах брат Игнатий смиренно возразил:
– Может, праздник какой? – И положил крестное знамение: – Может, поклоняются каким деревянным болванам?
И подвел итог:
– Грех!
И предложил:
– Остров невелик, дикующих не должно быть много. Те, которых увидели, может, все и есть. Когда торкнемся в берег, первым делом надо исправить руль. А потом в море. Уже утром можем оказаться на той стороне острова. Половину людей оставим здесь, пусть пойдут пеши и обьясачат дикующих. Перевал невысок, тропа видна даже отсюда. – Брат Игнатий смиренно кивнул в сторону заснеженного, заледенелого до голубизны пика: – Дикующие сильно удивятся и без бою дадут ясак. А встретимся на той стороне острова.
Повторил убежденно:
– Если с моря зайти, можно врасплох захватить плотбище дикующих, захватить все их байдары. А без байдар дикующие сразу успокоятся. А не успокоятся, так те наши люди, что пойдут пеши, выгонят дикующих к берегу прямо под нашу пушку. Один раз выпалим, они все поймут.
– А просто договориться? Дать подарки?
– К тому и клоню, – сурово сказал монах. – Один раз выпалим, сразу и договоримся. Они потом согласятся на любые подарки.
Иван негромко спросил:
– А не апонцы на острову, брат Игнатий?
Монах понимающе покачал головой:
– Не апонцы. Дикующие. Видишь, парки на них. Настоящие парки из птичьих шкурок. Я разглядел. Апонцы сроду не наденут такую одежду, сочтут за большой позор. Они, апонцы, носят шелка да дабиновые ткани. А это дикующие. Это, наверное, куши, так называют дальних курильцев. Еще их зовут мохнатыми. Говорят, бороды у них большие, как у русских старых бояр, и по всему телу густой волос. Я сам видел таких куши в одиннадцатом году. Приходили к родимцам на юг Камчатки.
– Почему ж не Апония? – не верил Иван. – Нас сколько времени все несло на юг?
– А может, не на юг? – ревниво возразил брат Игнатий. – Может, все время носило вокруг острова? – И кивнул убежденно: – Это куши. Это мохнатые, не апонцы. Дикие. Истинной веры не знают.
– Не торопись, брат Игнатий, – упрямо мотнул головой Иван. – Знают или не знают, не торопись. Поймем, когда побываем на берегу. – Не оборачиваясь, он чувствовал тяжелый взгляд господина Чепесюка, по-прежнему кутающегося в черный плащ в своем деревянном кресле. Пытался понять, что думает о происходящем господин Чепесюк, но господин Чепесюк ничем не выдавал своих мыслей.