Секреты крылатых слов и выражений [СИ]
Шрифт:
И спешно последовал к выходу.
— А, как же Ваше недомогание? — запричитал сзади секретарь.
— Всё прошло, — барон уже распахивал дверь. — Воздух у них здесь…, — он помолчал, подбирая нужное слово. И закончил, — Целебный.
РЕВЕТЬ БЕЛУГОЙ
Из газеты «Вестник Побережья».
Вот уже более пяти лет служит на маяке Семён Александрович Боков. Ввинчивает перегоревшие лампы, подкрашивает и чинит лестницу, поднимает по утрам российский флаг. С ним мы и ведем
(Справка «ВП». Семён Александрович Боков родился 5 ноября 1964 года в Дальнегорске. Закончил десятилетку. Служил на флоте. Затем ходил на сейнерах палубным матросом. Дружит со спортом, занимается плаванием, борьбой, метко стреляет. Не женат.)
Встретил нас смотритель маяка радушно. Крепко, по–мужски пожал руки. Постелил на камни кусок парусины, разложил нехитрую закуску и заварил крепчайший душистый чай из водорослей.
Корр. — Семён Александрович, вы в прошлом настоящий морской волк. Человек стихии и пучины. Как вам работается в новом качестве, каковы принципиальные отличия прежней работы от нынешней?
Б. — Прежде всего, это деятельность разного уровня. Там я работал в трудовом коллективе из 14 человек, здесь же нахожусь в единственном числе, но мера ответственности не меньше.
Корр. — В этой связи хотелось бы узнать, кто вы по специальности?
Б. — За свою жизнь я овладел множеством профессий. Но, главная из них — служба нашей Родине.
Корр. — Согласен. А, правда ли, что рыбалка Ваша страсть?
Б. (по–доброму улыбается и шутит) — Если человек рыбу любит, то он её и ловит.
Корр. — Ходят слухи, что в здешних водах издревле водится белуга.
Семён Александрович вздрагивает, наливает одному себе и выпивает, не закусывая. Долго смотрит на море.
Б. — А, вам зачем?
Корр. — Хотелось бы побольше узнать о них. Например, правда ли, что белуги ревут?
Б. — Правда.
Корр. — Наши читатели интересуются, на что похож их рёв? Какие эмоции он вызывает лично у Вас?
Семён Александрович плачет, вытирая глаза обрывком сети. У нашей группы тоже наворачиваются слёзы. Больно видеть, как горюет этот недюжинной силы и ума человек. Затем смотритель встаёт и уходит. Мы остаёмся одни у костерка. Возвращается Семён Михайлович уже под утро. Устало садится рядом.
Б. — Можно через вас привет передать?
Семён Александрович достаёт ветхую тетрадку и долго диктует нам имена своих родственников. Мы по–дружески прощаемся и уходим. Старый моряк долго ещё стоит на скале и машет рукой. Пусть будет больше таких людей, любящих свою работу и самоотверженно исполняющих её.
РОГ ИЗОБИЛИЯ
Грязно–жёлтый, обшарпанный микроавтобус «Фиат» уже несколько часов полз по горной дороге. Мотору едва хватало мощности, что бы везти пятерых мужчин.
— Шестерых, — устало отметил
Уже в который раз он принялся вспоминать, чем мог разгневать семью Фаричелли. Эти угрюмые горцы никогда не спускались в долину, не вели никаких общих дел с другими семьями. Может быть, кто–то из Фаричелли заходил к нему в ресторан и остался недоволен? Марко представил одного из этих заросших щетиной по самые глаза пастухов на террасе своего заведения. Бред!
— Это какое–то недоразумение, — в этот раз вслух произнёс он.
Никто не ответил. Мотор надсадно гудел, по грязному полу перекатывалась пустая бутылка из–под воды. Похитители, поставив охотничьи ружья между ног, дремали.
К дому подъехали, когда уже начало смеркаться. В окнах зажглись огни керосиновых ламп. Вероятно, в этой глуши не было электричества. Мужчины вышли из автобуса, и скрылись в глубине двора. Марко продолжал сидеть, желая, что бы о нём просто забыли. Он даже закрыл глаза.
— Дон Алессандро хочет видеть тебя, — парень в кепке и белой рубахе говорил с чудовищным акцентом.
— Меня? — глуповато улыбнувшись, переспросил Марко.
Парень хмыкнул, но промолчал.
Дон сидел в саду в плетёном кресле. Худощавый старик, одетый, как и все члены его семьи в допотопный крестьянский костюм, он был, тем не менее, гладко выбрит и подстрижен.
— Сколько ему? — вяло подумал Марко. — Пятьдесят, шестьдесят? Чёрт их здесь разберёт, может быть и сорок.
Тот молчал, внимательно вглядываясь в гостя.
— Падроне, великой матерью божьей клянусь, никогда я…, — начал, было, Марко, но дон, подняв руку, остановил его.
— Следуй за мной, — тяжело встав, он двинулся на крыльцо дома.
Убранство жилища было под стать его обитателям. Суровый аскетизм провинции и обилие распятий. Бесконечно длинный, почерневший от времени стол в гостиной. Дон, шаркая ногами в войлочных шлёпанцах, прошёл на кухню. Помещение, освещённое несколькими свечами, было пугающе пустым. Ни кастрюль, ни свисающих со стен вязанок лука, ни банок со специями. Даже копоти от плиты не было на выбеленных стенах. Лишь огромный жёлтый от времени рог (или бивень?) возвышался на мраморной столешнице, да в углу высилась гора глиняных тарелок.
— Мы с тобой прежде не были знакомы, — дон чуть поклонился. — Однако, я наслышан, что ты один из лучших поваров в долине. Поэтому, мы решили предложить тебе работу. Будешь готовить. Обдумай всё, посоветуйся с семьёй. Ты женат?
— Ещё нет, — Марко постарался, что бы голос его звучал жалобно. — Но, вот старики родители, они пропадут без меня.
Дон согласно покивал. Подошёл к рогу, погладил его блестящий бок и поманил к себе гостя.
— Cornu copiae. Знаешь, что это такое?
— Рог, — Марко представил, как бородатые Фаричелли протыкают его этой штукой. — Наверное, очень ценный?