Секреты обольщения

Кадзи Таня

– Если вкратце, чай появился в Китае в монастырях. Во время чань, соответствует японскому «дзен», буддисты должны были бодрствовать по несколько часов. Но однажды знаменитый патриарх Бодхидхарма во время медитации, продолжавшейся несколько лет, уснул. Проснувшись, он в гневе отрезал свои веки и бросил их на землю. И именно из них вырос чайный куст. У китайцев есть поговорка: «Вкус чань тот же, что вкус ча, то есть чая».

– И при чем тут сахар? – спросила я.

– Чай делает ум бодрым и острым. Изначально он использовался именно для этого. А сахар, как и другие сладости, насыщает и расслабляет.

Одно противоречит другому. Заметила, что после утоления голода всегда клонит в сон?

«Возможно, в ее рассуждениях есть рациональное зерно», – подумала я, чувствуя, что начинаю просыпаться.

– Продолжим? – бодро спросила Сайюри, отодвигая пустую чашку.

Я допила и со вздохом открыла тетрадь для лекций.

– К тому же наша тема очень интересна. Пиши: основные эротические фантазии японских мужчин.

Я вскинула глаза и улыбнулась. Потом быстро перелистала тетрадь.

– Но мы уже писали, – сказала я, показывая ей текст.

– Это только первая часть. А сегодня напишем вторую. И уверяю тебя, это далеко не полный перечень всех существующих фантазий.

В два часа Сайюри отпустила меня на обеденный перерыв. Затем пришел учитель игры на сямисэне. Вначале я записала лекцию про три основных стиля игры: ута-моно (песенный стиль), катари-моно (сказовый стиль) и минье (народная песня). Затем я около трех часов старательно щипала струны под неусыпным наблюдением сэнсэя. Он упорно добивался от меня одной особенности звучания, называемой савари (в переводе – «прикасаться»). Когда защипывается нижняя струна, в дополнение к тону должны слышаться призвуки с легким шумом. Эти призвуки также имеют место, когда другие две струны резонируют с нижней. Сэнсэй учил меня легко прикасаться во время игры нижней струной к точке, называемой «горкой». Вот тогда и появлялись эти призвуки.

– Умение пользоваться звучанием савари является для посвященных признаком высокого мастерства исполнителя, – говорил мне сэнсэй, заставляя вновь и вновь проигрывать одну и ту же мелодию.

«Как будто я готовлюсь участвовать в конкурсе международных исполнителей! – недовольно думала я, но старательно выполняла указания. – Бедные гейши! Всю жизнь вот так. Это какое же нужно иметь трудолюбие и упорство!»

В горькой обидеНа того, кто их посадилНад стремниной потока,Сломленные волной,Падают горные розы.Сайгё

Поздно вечером я встретилась с господином Кобаяси.

– Наконец-то ты нашла время и для меня, – улыбаясь, сказал он, когда заехал за мной на такси в Асакусу.

– Извините, Кобаяси-сан, но у меня очень плотный график занятий. Все хочу успеть до отъезда, – ответила я, садясь в такси и с удовольствием слушая русскую речь.

Господин Кобаяси говорил практически без акцента. Он внимательно посмотрел на меня.

– Но выглядишь

ты великолепно, – заметил он. – Просто сияешь изнутри. Я бы не сказал, что ты измождена непосильными занятиями.

– Сайюри поила меня чаем «маття», а потом я полдня играла прекрасную музыку, – немного слукавила я, украдкой потирая уставшие пальцы.

– А я подумал, что ты влюбилась и у тебя бурный роман, – тихо заметил он.

Я посмотрела на его точеный профиль и улыбнулась. Мне всегда было приятно общество господина Кобаяси. Его незаметное обаяние, философское отношение к миру и себе, острый ум и скрытая сексуальность притягивали. К тому же я всегда воспринимала его как Мастера и постоянно ощущала связь между нами. Мне казалось, что веревки, которыми он опутывал меня, превратились в невидимые, и они явно существовали на моем теле. И это незаметно, но неизменно возбуждало.

Господин Кобаяси глянул на меня с непонятным выражением.

– Хотел побродить с тобой по ночному Токио, – после краткого раздумья сказал он. – Но если ты так устала, то, может, просто отвезти тебя домой?

– Я прекрасно себя чувствую, – ответила я, взяв его за дрогнувшую руку. – Но не мешало бы перекусить.

– О, конечно. Хочешь европейскую кухню?

– Пожалуй, – ответила я, подумав с вожделением о хорошо прожаренном куске мяса.

После занятий я чувствовала волчий голод.

Мы заехали в небольшой уютный ресторан, который назывался «Харчевня у дороги», хотя находился на втором этаже ультрасовременного высотного здания в районе Тюо, граничащем с Гиндзой. Я заказала плотный мясной ужин, а на десерт ассорти из крохотных пирожных, таких как безе, наполеон, песочные корзиночки со взбитыми белками. Выпив две чашечки кофе, я откинулась на спинку стула сытая и умиротворенная. Господин Кобаяси с удовольствием наблюдал за мной, пока я поглощала ужин.

– Завидую твоему прекрасному аппетиту, – засмеялся он, когда я после небольшого раздумья заказала еще и порцию мороженого с кусочками ананаса.

– Главное, что я не поправляюсь, – ответила я. – Вся эта энергия расходуется без остатка.

– Да, у тебя великолепное тело, – тихо подтвердил он. – И ты выглядишь как истинное произведение искусства. Я думаю, хорошо было бы сделать соответствующие фото во время сеанса шибари. Как ты на это смотришь? Лицо можно закрыть маской, – добавил он.

– Интересно было бы посмотреть на себя со стороны, – ответила я, чувствуя, как появляется легкое возбуждение.

– Договорились. Я решу и сообщу. Тем более у меня есть друг, мы вместе учились в школе. Он довольно известный в Японии фотохудожник. Живет в Киото.

Когда мы вышли из ресторана, господин Кобаяси предложил прогуляться. Мы отправились по освещенным и многолюдным, несмотря на поздний час, улицам, болтая ни о чем. Я чувствовала себя бодро, словно и не занималась целый день.

– Пожалуй, я тоже хочу выпить кофе, – неожиданно сказал он, останавливаясь возле какого-то бара.

– Хорошо, – весело согласилась я.

– Но учти, Танюша, – добавил он и рассмеялся, – это так называемая «кофейня без трусов».

– Что, мне при входе нужно снять трусы? – расхохоталась я. – Как обычно при входе снимают обувь.