Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине

Вачнадзе Георгий

Вы, читатель, скажете, что это бред, в подобных случаях нормальный человек просто садится в любую машину, едет в аэропорт и улетает. В редакции «ЛГ» тоже так решили. А ознакомившись с текстом заявления, который сделал 21 августа (когда судьба путча уже была ясна практически всем) Бурлацкий, редакционный коллектив выразил ему свое недоверие и… снял с поста главного. Месяц кабинет руководителя «ЛГ» пустовал, а затем 23 сентября 1991 года главным редактором коллектив газеты избрал бывшего заместителя Бурлацкого — Аркадия Удальцова.

ГЛАВА V. ПРЕССА, КОТОРОЙ РАНЬШЕ НЕ БЫЛО

Виталий Третьяков, друг М.С.Горбачева

В 1991

году у жителей прежней и нынешней столиц России в дни очередных тяжких испытаний (а у нас всегда только такие дни) вошло в привычку хвататься за радиоприемник с «вражьими голосами» или за «Независимую газету». Лучшая советская (т. е. отечественная) информация, безусловно, содержалась отныне в этой новой газете, распространение которой в СССР было ограничено всеобщим разгильдяйством почты и упорным тихим сопротивлением всех партократических инстанций в провинции. Подписаться на эту газету я смог впервые лишь на 1992 год.

24 августа 1991 года. Покупаю «НГ» в киоске. На первой полосе заголовок на всю ширь:

«РАЗГРОМ ПУТЧА — ЭТО ЕЩЕ НЕ ПОБЕДА.

ТОЛЬКО ЛИЧНО ПЕРЕЖИВ ТРАГЕДИЮ, МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ ПОНЯЛ ТО, ЧТО ДЕСЯТКИ МИЛЛИОНОВ ЗНАЛИ, О ЧЕМ ДАВНО ПИСАЛА ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПРЕССА, КОТОРУЮ ОСВОБОЖДЕННЫЙ ДЕМОКРАТАМИ ПРЕЗИДЕНТ СССР КРИТИКОВАЛ НА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ В МОСКВЕ. ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ ПРЕЗИДЕНТА ИГНАТЕНКО НЕ ПРЕДОСТАВИЛ НА ЭТОЙ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ ПРАВО ЗАДАТЬ ВОПРОС НИ ОДНОМУ ЖУРНАЛИСТУ ИЗ ЗАПРЕЩЕННЫХ ХУНТОЙ ИЗДАНИИ».

Вам, читатель, все ясно? Главный редактор «НГ» В.Третьяков далее продолжает в газетной колонке на фоне снимка с висящим на троссах в воздухе железным Феликсом Эдмундовичем (но дело, конечно, не в палаче Дзержинском — у нас сегодня и живых чекистов пруд пруди):

«Мне тоже бы хотелось воспевать сейчас очередную победу перестройки. И присоединиться к аплодисментам западных журналистов, звучавшим во время первого появления президента СССР на публике. Не перед народом — перед журналистами, главным образом западными. Именно им по какой-то явно продуманной интриге этого выхода к миру чуть было не свергнутого президента его пресс-секретарь Игнатенко, исчезнувший на три дня, предоставлял слово. Рук журналистов из запрещенных хунтой советских газет, включая руки корреспондентов „НГ“, Игнатенко не замечал. Хотя именно журналистка „НГ“ Татьяна Малкина единственная и из советских, и из зарубежных корреспондентов в лоб перед телекамерами спросила 19 августа марионеточного диктатора Янаева: „Вы понимаете, что совершили государственный переворот?“ А ведь и Горбачев, и Игнатенко продемонстрировали прекрасное знание того, кто какие вопросы задавал и кто как отвечал на той янаевско-пуго-стародубцевской пресс-конференции. Горбачев похвалил, например, корреспондента итальянской газеты „Стампа“, вспомнил дрожащие руки „друга Горбачева“ и т. п. А какая реклама Би-би-си! Конечно, хорошая радиостанция — когда припрут к стене, то и ее начнешь слушать. Но зачем же так суетливо искать в зале ее корреспондента, обходя невидящим взором корреспондентов советских?

Шок Горбачева или шок от Горбачева?

Разумеется, дали задать вопрос телекомментатору запрещенных российских „Вестей“. Еще бы не дать, все-таки Горбачева спас Ельцин. И тут же бисирование благодарности — корреспондентке журнала ВС РСФСР „Родина“. Но здесь произошла накладка: никто, включая Горбачева, не понял вопроса о таинственных спутниках, да и сама журналистка, видимо, не очень понимала, о чем и для чего спрашивала. Затем — о чудо! — дают задать вопрос корреспонденту Центрального телевидения Виктору Любовцеву. А ведь это именно ЦТ вместе с газетами ЦК КПСС 2,5 дня и ночи напролет проституировало с путчистами, тиражируя информационные экскременты хунты!

Но, может

быть, здесь сказались лишь личные вкусы президентского пресс-секретаря? Тогда почему Михаил Горбачев в такой день, воспевая главным образом западную прессу, сказав (отметим и это) две-три фразы о большой роли советской демократической прессы, тут же начал ее критиковать? Чуть ли не из-за ее непримиримой позиции правые пошли на переворот. И это о прессе, которая все эти дни, будучи запрещенной, защищала его — Горбачева! И это о той прессе, которая много раз поднимала вопрос, старательно замятый самим Горбачевым и Лукьяновым, о фальсификациях при выборах Янаева вице-президентом! О прессе, которая много раз открыто предупреждала Горбачева — внимание, опасность справа: эта опасность — Янаев, Лукьянов, Павлов, Пуго, Крючков!

Да, Михаил Горбачев пережил личную трагедию. Будучи сам приперт к стене, он понял то, о чем тысячу тысяч раз твердили демократы, что уже давно поняли миллионы людей, о чем говорил на пресс-конференции Юрий Карякин, которому за это Михаил Горбачев прочитал нотацию.

В официальном выступлении в программе „Время“ Михаил Горбачев, придерживаясь заготовленного текста, сказал все, что нужно было сказать. В выступлении на пресс-конференции, уже не пользуясь текстом, и особенно в ответах на вопросы на этой пресс-конференции Горбачев ничего не сказал о жертвах путча в Москве, покритиковал Александра Яковлева за выход из КПСС, произнес нечто непонятное о Шеварднадзе, наконец — воспел самою КПСС, по каналам которой шло оперативное управление путчем.

Я был шокирован первой президентской пресс-конференцией. Он не потерял чувства юмора, но прямых ответов на прямые вопросы мы не услышали. Конечно, Запад успокоен (думаю, все же, далеко не до конца).

Возникает у многих вопрос — а почему вернувшийся в Москву Горбачев не встретился сразу же с народом? Не пошел к демократам, митингующим на месте своей победы — у Белого дома России? Для меня ответ ясен: он в вопросе — а что бы там услышал Михаил Горбачев? Только ли крики восторга по поводу его освобождения? Или что-то еще? Оказаться рядом со своим спасителем Ельциным — разве не это был бы жест настоящей благодарности? Жест рискованный, неприятный для самолюбия Горбачева, но необходимый. Он не был сделан. Ни разу до сих пор Горбачев не выходил на демократические митинги. Не сделал он это и 22 августа, в день, когда демократическая Москва праздновала у Белого дома победу над хунтой, арестовавшей не только самого Горбачева, но и его семью.

Дело не только в усталости от личных трагических переживаний. Дело в политике. Политическая борьба отнюдь не закончена. Горбачев в ней — по-прежнему представитель Центра. Ельцин — одной из республик. Ельцина защищал в Белом доме народ, не Центр. И народ знает, что сейчас за спину освобожденного Горбачева начнут прятаться более мелкие, не попавшиеся на очевидной поддержке путчистов фигуры. Если уж президент СССР разом обманулся в своих премьер-министре, вице-президенте, министрах обороны, МВД и КГБ, в своем председателе своего парламента, то где гарантии, что их заместители, помощники, управделами и прочая мелкая номенклатурная рыбешка не пахнет столь же дурно, как и их шефы, поднявшие руку сразу на двух президентов?

Будем полностью откровенны, пусть это и несколько омрачит эйфорию „всеобщей“ победы. Центр находится сейчас как никогда близко к потере своей власти. Центр, а значит, и Горбачев-генсек-президент СССР. Но Центр — это не только Горбачев, а и как раз та „мелкая“, но с большими зубами рыбешка. Горбачев для них теперь — единственный потенциальный защитник. Они сплотятся вокруг него, даже ненавидя. А он будет нуждаться в них, чтобы уравновесить резко возросший политический вес суверенной России с ее суверенным президентом».