Секреты
Шрифт:
— Не знаю, хочу ли я подходить близко к ней, — угрюмо сказала Роуз. — Мы не ладили, когда она была ребенком. Сомневаюсь, что сейчас что-то изменится.
— Если ты так к этому относишься, то я могу сразу уходить, — отрезала в ответ Хонор. — Мы с Адель неразделимы. Если ты хочешь, чтобы я вернулась в твою жизнь, тебе придется загладить вину перед ней.
Роуз какое-то время не отвечала и выкручивала руки, лежавшие на коленях.
— Я на самом деле хочу загладить вину, — сказала она в конце концов. — Я просто не верю, что она когда-либо пойдет мне навстречу. Я знаю, что все сделала не
— Наглой? — подсказала Хонор. — Именно такой ты была. Невежественной, неблагодарной, бесчувственной. Я не увидела ни следа от своей дочери, которую с такой любовью воспитывала. Наверное, ты жила с какими-то последними людьми, если докатилась до этого.
Роуз напряглась.
— Последние люди были единственными, кто приютил меня, — сказала она с вызовом. — Я не вышла бы замуж за Джима Талбота, если бы не находилась в отчаянном положении.
Хонор сурово посмотрела на дочь. Она действительно выглядела намного лучше, чем во время их предыдущей встречи. Ее светлые волосы сияли и были причесаны по последней моде, собраны тугим витком на затылке каким-то непонятным для Хонор способом. Она была загоревшей и все еще стройной, и ее сарафан в бело-розовую полоску явно был дорогой вещью. Но на ее лице были морщины, и не такие, которые появляются от смеха. Она безусловно была привлекательной женщиной, но выглядела суровой.
— Джим Талбот уже в далеком прошлом, — наконец сказала Хонор. — Но неужели ты притащила с собой в настоящее свое прошлое?
— Что ты хочешь этим сказать? — вспылила Роуз. — По-моему, это ты хочешь разворошить прошлое.
Хонор почувствовала, что ей нужно быть твердой.
— Только не начинай, Роуз. Просто послушай меня минуту. Твой уход и потом смерть твоего отца, все это ожесточило меня и заставило уйти в себя. И я оставалась такой до того самого дня, когда появилась Адель. Поэтому я хорошо знаю, почему люди тащат за собой свое прошлое и упиваются своим несчастьем. А ты, когда выбралась из больницы, ты попыталась целенаправленно изменить свой образ жизни?
— Разумеется, попыталась, — огрызнулась Роуз. — Посмотри на меня, разве я живу в трущобах? Я что, неряшливая, грязная или, может быть, полоумная?
— Ни то, ни другое, ни третье, — согласилась Хонор. — Но ты достигла того, что имеешь, собственными усилиями и тяжелым трудом?
— Я предполагаю, ты думаешь, что я получила это от мужчины. — Роуз поднялась с шезлонга и сердито зыркнула на мать. — Кем ты меня считаешь? Уличной девкой?
Хонор открыла было рот, чтобы ответить, но ее прервал шум самолета, пролетавшего вдалеке. Монотонный гул. Она по опыту знала, что это летит не маленький боевой самолет.
— Послушай, — сказала она, вскочив и схватив Роуз за руку. — Бомбардировщики.
— Может быть, но они не собираются сбрасывать бомбы здесь. — Роуз стряхнула ее руку. — Мне и так нехорошо, что ты считаешь меня уличной девкой, не хватало мне еще истерик.
Хонор застыла как вкопанная, напрягая слух и не обращая внимания на дочь. Раздался резкий воющий звук, потом
— Где ближайшее убежище? — спросила Хонор, хватая свою сумку и поводок Великана, который не прекращал выть что было мочи.
— Здесь есть одно место недалеко, но туда нельзя брать собак, — раздражительно сказала Роуз. — Ради бога, мама, успокойся, и пусть это чертово животное перестанет так ужасно выть.
— Тогда мы должны зайти в дом, Роуз, — сказала Хонор, подойдя к Великану и заботливо обнимая его. — Здесь есть подвал?
— Да, я использую его как кладовую, — сказала Роуз, небрежно беря в руки поднос, словно не о чем было беспокоиться. — Не паникуй, мама. Мы поднимемся наверх и выглянем, отсюда видно намного миль вокруг. Может быть, тогда ты успокоишься.
Из комнаты, о которой говорила Роуз, был отличный вид на центральную часть Лондона, но то, что они увидели, тут же лишило их дара речи. В небе было полно самолетов, так далеко, что они выглядели не больше птиц, но между ними и землей зловеще стояли столбы черного дыма.
От этого зрелища Роуз пришла в ужас и повернулась к Хонор, ломая руки.
— О Господи! — воскликнула она. — Они на самом деле бомбят! Что нам делать?
— Мы пойдем и посмотрим на твой подвал, — сказала Хонор. — Я не собираюсь идти в убежище без Великана. Как ты думаешь, далеко ли этот дым?
— Я не знаю, — охнула Роуз, и ее лицо вдруг побелело. — Может быть, это Ист-Энд, а может быть, и дальше, в Вест-Энде. Трудно сказать.
— Уайтчепел? — спросила Хонор, и ее ноги вдруг стали ватными.
— Возможно, — сказала Роуз. — Ну ладно, давай спустимся вниз, пока они не добрались сюда.
Позже Хонор поняла, что если бы не предупреждение о бомбежке, она бы многого не узнала о своей уже взрослой дочери. Они, вероятно, кончили бы разговор ссорой, и Хонор почти наверняка уехала бы домой, не получив ответов на вопросы, с которыми приехала.
Было четыре часа, когда завыла сирена, но к семи часам вечера Хонор уже установила, что кроме того, что Роуз эгоистична и упряма, о чем она уже хорошо знала, ее дочь еще легко впадает в панику, ей был противен любого рода физический труд и она почти не знала, что такое человечность.
Шум шел издалека, но не прекращался. Бомбили на протяжении двух часов, и кроме взрывов были слышны зенитки и сирены «скорых» и пожарных машин. Прослушав шестичасовые новости, они узнали, что бомбы сбрасывали только на Ист-Энд и доки, а не на весь Лондон, как считала Хонор.
Но она тогда не знала этого и чувствовала необходимость как можно быстрее создать безопасное место. Но Роуз была в смятении, курила одну сигарету за другой, и единственное, что сделала, но закрыла окна.
Хонор сама постучала во все двери, чтобы узнать, кто дома. Она сама убрала вещи из подвала, вымела пол, снесла вниз стулья, одеяла, подушки и другие необходимые вещи. Когда Хонор предложила Роуз наполнить ведра водой, чтобы тушить огонь от зажигательных бомб, та посмотрела на нее отсутствующим взглядом, будто слышала об этом впервые в жизни.