Секреты
Шрифт:
Майкл был очень тронут.
— Всему приходит свое время. Возможно, я не понял бы, если бы ты рассказала мне раньше. Любовь к тебе позволила мне многое лучше понять, и даже моих родителей.
Адель кивнула.
— И я теперь гораздо лучше понимаю, почему мои дедушка с бабушкой бросили все и переехали жить на болота. Я столько смотрела на красивые вещи в бабушкином доме и представляла себе, на что был похож их старый дом в Танбридж-Уэлсе. Я даже злилась, что она там больше не живет. Но сейчас я так не чувствую, я просто смотрю на нее, и что-то мне говорит, что у них с Фрэнком была
— В этом как раз и беда с моими родителями, — задумчиво сказал Майкл. — Не думаю, чтобы они когда-нибудь вообще любили друг друга. Мама была красивая, и ею все восхищались, а отец был богатый, амбициозный и практичный. Они поженились, потому что все остальные считали, что из них выйдет прекрасная пара. Я предполагаю, что они всю жизнь считали, что их ничто не связывает.
Вчера он рассказал Адель, что между его родителями ничего не было решено. Никто из них не хотел уступать. Когда Эмили достала доказательства того, что у Майлса есть любовница, вместо того чтобы дать ему развод, она настояла, чтобы он каждый второй выходной приезжал в Винчелси, и тогда она могла притворяться перед подругами, что у них нормальный брак.
Майлс подыгрывал ей, боясь, что Эмили устроит скандал, который поставит под угрозу его карьеру юриста. Майкл был от них в отчаянии и уже устал постоянно изображать нейтралитет.
Адель знала: когда Бэйли узнают, что они с Майклом не только видятся, но и планируют совместное будущее, они будут возмущены. Его родители, по меньшей мере, сходились на мысли, что она недостаточно хороша для их сына. Но Майкл, похоже, не беспокоился на этот счет.
— Ты серьезно говорил о том, что хочешь жениться на мне? — спросила она.
— Конечно, — сказал он, удивившись, что она еще в этом сомневается. — Но нам придется подождать, пока ты не закончишь учебу.
— И отложишь немного денег, — рассмеялась она.
— Но мы можем обручиться, — сказал он с готовностью. — Этим летом, когда тебе исполнится девятнадцать лет.
Адель поднялась на ноги и широко раскинула руки от радости. Они были лишь в двадцати или тридцати ярдах от края утеса на Галечном мысе. Ярко-голубое безоблачное небо, море, белые утесы и темно-зеленая трава были такими красивыми, что у нее перехватило дыхание.
— Хочется кричать от счастья, — сказала она.
— Не делай так, — нервно сказал Майкл, потому что заметил несколько бродяг, идущих в их направлении. — Они могут подумать, что ты собираешься спрыгнуть с утеса.
— Если бы я спрыгнула, я бы полетела, — засмеялась она и, захлопав руками, побежала с криками по траве прочь от вершины утеса.
Тогда Майкл тоже начал смеяться, ему было легко оттого, что он узнал правду, он был счастлив оттого, что его ждали последние дни в Оксфорде и что скоро он будет зарабатывать себе на жизнь, летая на самолетах. Он подождал, пока бродяги подошли совсем близко, потом поднялся, широко взмахнул руками и побежал во весь опор к Адель. Он надеялся, что бродяги подумают, что встретили пару сбежавших умалишенных.
Это случилось через два месяца, в июне. Хонор помыла и вытерла посуду после чая и включила приемник, чтобы послушать
Она села в кресло и взяла в руки вязанье. Она подумала, что Майкл, вероятно, прав, предлагая ей провести электричество. Масляные лампы и свечи — это, конечно, хорошо, но ее зрение было уже не таким острым, и света было недостаточно, чтобы читать.
Новости были, как обычно в эти дни, мрачными. Рассказывали больше о том, как немцы вступили в Австрию и всех австрийских евреев за две недели предупредили об увольнении. Только на прошлой неделе они с Адель ходили вместе в кино и видели в «Пэйс-Ньюс» Адольфа Гитлера. Хонор, конечно, знала его по фотографиям в газетах, но когда она увидела его живьем на экране, до нее дошло, насколько реальную угрозу он представляет. Его снимали на каком-то собрании, он выкрикивал слова, вращая глазами и размахивая руками, как сумасшедший. Она никак не могла понять, почему люди хотят следовать за этим маленьким отвратительным человечком, и ей казалось, что ему так нелепо все отдавали честь! Если бы она была в Германии, ей захотелось бы поприветствовать его очень грубым жестом.
Когда они пришли домой, Адель рассмешила ее: прилепив себе под нос немного черной шерсти, она вышагивала по гостиной, подражая Гитлеру. И все-таки, как бы они ни смеялись над этим человеком и как бы правительство ни уверяло, что Англия не будет втянута еще в одну войну с Германией, Хонор не была в этом уверена.
Завершающие новости были чуть веселее. В Риджент-парк открыли новый зоопарк, и сказали, что это самый большой и самый красивый зоопарк в мире. Она подумала, что ей бы хотелось поехать и посмотреть его. Может быть, они с Адель позже этим летом смогут поехать туда на поезде.
Стук во входную дверь застал ее врасплох. По вечерам к ней заходили крайне редко.
— Кто же это может быть? — пробормотала она себе под нос, раздраженная, что ее побеспокоили, когда она только устроилась поудобнее.
Хонор открыла дверь и увидела на пороге женщину. Она выглядела настоящей красоткой — в ярко-синем облегающем платье, с красной помадой на губах, со светлыми волосами, в туфлях на очень высоких каблуках, без чулок и без шляпы.
— Да? — спросила Хонор, удивляясь, как в таком наряде можно гулять по сельской местности.
Женщина самодовольно хмыкнула ей в лицо, и Хонор поняла, что в ее облике есть что-то странно знакомое.
— Я вас знаю? — спросила она.
— Предполагаю, что да, — ответила женщина. — Собственно говоря, я твоя дочь!
Хонор в ужасе отшатнулась. И все же она знала, что это правда, потому что единственным человеком на свете, у которого были такие невероятно голубые глаза, была Роуз.
— Ч-ч-что ты здесь д-д-делаешь? — пробормотала она, почувствовав некоторую слабость.
— Я пришла навестить тебя, мама, — сказала Роуз, саркастически подчеркнув последнее слово.