Секс с чужаками
Шрифт:
— Хочешь поехать с нами? — это спросил его отец, оторвавшись от телевизора. Так вот и спросил, как о мелочи, будто попросил достать еще пива из холодильника. — Мы с Томми и с ребятами как раз собираемся съездить посмотреть, как там делишки. Поразвлечься малость.
Некоторое время он ничего не отвечал, просто продолжал смотреть в телевизор, цветные отсветы от которого порхали по стенам затемненной комнаты. Отец мог не пояснять, что значит «туда» — он и так понимал, что за этим кроется. Маленький узелок, который он всегда чувствовал в животе, затянулся потуже и потянул вниз что-то у него в горле.
— Конечно, — наконец пробормотал
Как он понял, они решили, что уже пора, потому что он наконец перешел из начальной в среднюю школу. Больше того, он уже почти закончил первый учебный год и сумел при этом не вляпаться ни в какие неприятности, как вляпался его старший брат, так что его выгнали в конце концов и забрали в армию, а потом бог знает, куда — никто уже давно не имел от его старшего брата никаких известий. Так что может быть, то, что они решили его с собой взять — это было ему вроде какой-то награды за хорошее поведение.
Он не видел, что в этом уж такого трудного, учиться в школе. Такого, чтобы заслуживало награды. Все, что ты должен делать, это не высовываться и не привлекать к себе внимания. И там были всякие вещи, занимаясь которыми, ты проводил день: он участвовал в оркестре, это было нормально. Он играл на баритональном саксофоне — это было довольно легко, потому что не нужно играть никаких мелодий, знай себе похрюкивай, создавая фон всему остальному. Он сидел прямо перед секцией тромбонов, которая состояла из парней постарше, и мог слушать, что они говорят, как заключают пари, которая из девчонок — первогодков следующей начнет брить ноги. Еще они много шутили о том, как забавно флейтистки складывают губы, когда играют. Интересно, выглядят ли они так же забавно, когда держат во рту что-нибудь другое? Его эти речи смущали, потому что флейтистки сидели прямо напротив секции саксофонов и одной из них он уже пару раз назначал свидания.
Один раз, когда они были вдвоем, она дала ему листок бумаги, который держала сложенным в заднем кармане джинсов. Бумажка сделалась выпуклой, в точности той же формы, что ее зад, и он чувствовал себя странно, когда брал бумажку и разворачивал. Бумажка оказалась скопированной на мимеографе диаграммой, которую дал ей священник ее епископальной молодежной группы, точно так же, как и остальным девочкам в группе. Диаграмма показывала, какие части своего тела они могут позволять трогать мальчикам на какой стадии. Нужно быть с ней обрученным, с кольцом и со всем прочим, прежде чем можно будет расстегнуть ее лифчик. Он сохранил эту бумажку, положив ее в одну из своих домашних книжек. В некотором роде это было облегчение — знать, что именно от тебя ожидается.
Это его и тревожило в поездке туда, вместе с отцом, дядей и остальными — он не знал, что ему предстоит, когда они приедут. Ночь перед этим он пролежал без сна, силясь догадаться. Он включил свет и достал бумажку, которую дала ему девочка-флейтистка, рассматривая пунктирные линии, которые как бы выделяли область между горлом и пупком фигурки на диаграмме, и другую область, пониже, которая выглядела, словно трусики или плавки. Затем он сложил бумажку и сунул обратно в книжку, где она хранилась. Едва ли диаграмма как-то поможет ему там, куда он отправляется.
— Ну ладно, пора в дорогу, — дядя Томми высунулся из окна со стороны водительского
На какое-то мгновение он подумал, что его взять забудут. В машине, когда она подрулила к дому, уже сидело пятеро, да его отец был шестой. Он стоял на крыльце, чувствуя, как тайная надежда дергает узелок у него внутри.
— Э, парни, да какого черта вы себе выдумали? — голос одного из сидевших в автомобиле разнесся в теплом вечернем воздухе. Это был Бад, тот, который работал на фабрике шлакоблоков. — Всемером нам никак не втиснуться, да еще чтоб туда всю дорогу ехать.
Тот, который сидел рядом с Бадом, посреди заднего сиденья, засмеялся.
— Ну, черт возьми, ты же можешь ведь просто у меня на руках ехать.
— Как же, а ты можешь прокатиться вот на этом, — Бад сунул ему под нос фигу, потом высосал из банки остатки пива и швырннул ее на обочину. — Ну, можете веселиться без меня, ребята. У меня есть и всякая другая хреновина, которой надо заняться.
Ухмылка Томми снова сделалась шире.
— У старины Бада возраст сказывается. С тех пор, как эта малышка его в спину трахнула.
— В задницу тебя она трахнула.
Стоя на крыльце, он смотрел, как Бад уходит прочь, и синий свет уличных фонарей серебрит шлакоблочную пыль на его спецовке. Он не знал, на самом деле Бад разозлился — может, из-за того, что он едет с ними и занимает место в автомобиле — или это просто шутка такая. Он часто не мог понять, шутят его отец с приятелями или же нет.
— Пошли, — его отец уже сел в машину, спереди, и выставил локоть из окошка. — Чего ждешь?
Он проскользнул на заднее сиденье. На нем еще сохранилась пыль с рубашки Бада, повыше его собственных плеч. «Отправляемся», — сказал отец и его голову толкнуло назад, прямо в шлакоблочную пыль. Сидевший возле него друг его отца вынул банку пива из упаковки и протянул ему. Он взял банку, не открывая, позволяя ее холоду просачиваться в ладони, между тем как улицы поворачивались и качались вокруг автомобиля, пока они не миновали последний фонарь и не выехали на прямую дорогу, уходящую к южным холмам.
Всю дорогу туда разговаривали о бейсболе. Или о футболе, громко крича, чтобы перекрыть радио, которое Томми включил на всю катушку. Он их не слушал, а просто навалился плечом на дверцу, ловя дыхание в бьющем навстречу ветре, от которого краснело лицо. Долгое время ему казалось, будто что-то бежит рядом с автомобилем, собака или кто-нибудь вроде этого, только быстрее, чем бегают собаки, потому что дядя Томми разогнал машину за семьдесят. Эта собака, или это что-то, мчалось скачками в тени сбоку от дороги, с широченной ухмылкой на морде, такой же, как у Томми, уставясь глазами-искорками прямо на него. Но когда навстречу проехал другой автомобиль, мазнув по дороге фарами, собаки не оказалось. Только скалы и кусты проносились мимо, срываясь во тьму позади. Он высунул голову еще дальше и сощурился; рев ветра поглощал голоса, раздающиеся в машине. Желтые, словно монетки, глаза собаки приплясывали во тьме, держась рядом с автомобилем и улыбались ему.