Сексуальный студент по обмену
Шрифт:
— Что бы сделало… а! — он шагает вперёд и становится прямо передо мной, продолжая свою реплику: — Теперь понял. Не рассказывай моим сёстрам о том, что мне понадоблюсь так много времени, чтобы понять, ладно?
И затем его руки оказываются на моих щеках, а его рот накрывает мой, — Чед целует меня с энтузиазмом, на который я не отвечаю. О, он всё правильно понял: часть, которую он упустил, была «поцелуем». Но к сожалению для него, я хочу его не с ним.
Отстраняюсь, одновременно отталкивая его от себя, без злости и даже не морща нос, желая пощадить его чувства, какие бы они не были.
—
— Хочешь, чтобы тебя здесь поцеловали, — прерывает он. Я не могу посмотреть ему в лицо.
— Да.
— Но не я, — заявляет он, без капли сомнения или обиды.
Бросаю на него взгляд и киваю, извиняясь.
— Прости. Это было очень мило с твоей стороны, правда, и какой-то другой девушке чертовски повезёт, если ты осуществишь все её причудливые желания, но…
— Всё нормально, я понял, — говорит он немного неискренне, посмеиваясь. — Но я не вижу, чтобы ему было дело до этого, и не хотел, чтобы ты упустила момент. Ты заслуживаешь этих моментов, Эхо. Не соглашайся ни на что меньшее. Без обид?
— Без обид, — улыбаюсь я. Тройничёк, шмойничёк. Он и правда милый парень. — Спасибо тебе, Чед.
— Не благодари меня, не сработало ведь, — он снова смеётся в попытке развеять напряжение, но его прерывистый смех делает ситуацию ещё более странной.
— Я, эм… тогда увидимся внизу, — ему удаётся прочистить горло.
— Ладно.
— Всё будет нормально, если ты будешь здесь одна?
— Да, спасибо.
Отвечаю с лёгкостью, потому что каждый нерв в моём теле и трепет моего сердца уже подсказывают, что я не останусь одна.
Когда я убеждаюсь, что Чед ушёл, и моя маска безразличия крепко сидит на лице, я поворачиваюсь и выискиваю его. Он особо и не прячется, ожидая в углу.
В секунду, когда наши взгляды сталкиваются, Кингстон медленно поднимает одну руку и манит меня согнутым пальцем.
Я колеблюсь, и он усмехается, сексуально и уверенно, вызывающе изгибая брови. Мы оба знаем, что пойду туда. Я просто пытаюсь сохранить немного достоинства и не сорваться на бег.
Начинаю двигаться вперёд, молясь, чтобы мои шаги хоть отдалённо напоминали ленивую походку, пока он пожирает взглядом каждое моё движение. Теперь я слышу своё сердцебиение, беспокойные удары в ушах, которые становятся лишь громче, пока моё возбуждение растёт с каждым сделанным шагом.
— Разочарована? — спрашивает он с наглой самоуверенностью.
— По поводу? — бурчу я слишком быстро… слишком очевидно.
Его глубокий смех ласкает мои уши.
— Ты точно знаешь, по поводу чего, и мы оба знаем, что ответ «да».
Сексуальное притяжение между нами становится осязаемым. Кингстон хватает меня за бёдра и притягивает к себе, разрывая тишину хриплым шёпотом:
— Моя сентиментальная, романтическая Эхо не выглядит как женщина, которую только что поцеловали так, как она мечтала и миллионы раз представляла в своей голове.
Он бродит взглядом по моему телу, медленно и соблазнительно, затем смотрит прямо в мои глаза и требует властным рыком:
— Сотри его.
— Ч-что? — заикаюсь, лишившись воздуха.
Он жёстко
— Сотри. Его, — повторяет он. — Сотри его с губ — моих губ — и поклянись, что больше никогда не подумаешь о том, чтобы поцеловать его снова. Потому что знание того, что ты не хотела этого или тебе не понравилось, и ты с лёгкостью забудешь о нём, единственное, что останавливает меня от того, чтобы пойти и до крови выместить на нём свою злость.
Я теряю дар речи от шока, пытаясь что-то сказать, но так и ничего не нахожу. Чувствую, как стук сердца в его груди отдаётся в моей, как он усиливает свою хватку на моих бёдрах, и едва ли сдерживаемая властность волнами исходит от него.
Первобытно, и даже, пожалуй, попахивает шовинизмом… если бы не заставляло меня чувствовать себя заклеймённой и восхищённой — по-настоящему желаемой.
Выдерживая его взгляд, я исполняю его желание и медленно вытираю рукой рот. Любой другой поцелуй, кроме тех, что у меня были с Кингстоном, уже давным-давно забыт.
Обвив одной рукой мою талию, второй он скользит вверх и зарывается в мои волосы.
— Вот как это должно ощущаться, любовь моя, — рычит он и, ни секунды не колеблясь, грубо захватывает мой рот.
В его губах царят сила и голод, — они почти наказывают. Мои губы с лёгкостью приоткрываются, и его язык быстро переплетается с моим. Вдыхаю каждый его стон и, желая быть к нему ближе, нуждаясь в большем, становлюсь на носочки и запускаю обе руки ему в волосы.
Этот поцелуй настолько требовательный и поглощающий, словно столкнулись две бури, и всё остальное перестаёт существовать: есть только его вкус, наша связь и покалывание по всему моему телу. Наши рты, словно два наркомана, не желающие существовать друг без друга.
Но, как мы знаем, поцелуи рано или поздно должны подходить к завершению, и наш превращается в лёгкое покусывание, посасывание и мягкую ласку его языка по моим губам. В конце концов, мы отстраняемся, оба не в силах нормально дышать.
— Вот, — хрипло шепчет он, проводя пальцем по моей щеке. — Вот взгляд женщины, которую поцеловали, как она мечтала.
Утыкаюсь лицом ему в шею, впитывая его запах и запоминая ритм пульса, который ощущаю щекой.
— Идём, любовь моя, нам нужно найти остальных. Но пойми, — заканчивает он и приподнимает мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него, — ты только что показала мне, что, наконец, готова, и я больше не буду ждать. Всё изменилось.
Я знаю. И до смерти боюсь.
~~~~~
Нат с подозрением смотрит на меня на следующий день, вернувшись к старой шумной версии себя без похмелья.
— В тебе что-то изменилось, — говорит она. — Что я вчера пропустила?
Я не встречаюсь с её взглядом, когда отвечаю, балансируя на краю абсолютной откровенности.
— Я рассказывала тебе, — и я правда рассказала ей о каждой остановке, которую мы сделали… только, может быть, не обо всём, что произошло на каждой из них.