Секториум
Шрифт:
— Мне надо кое-что сказать вам, коллеги, — начала я, когда площадка зашла в челнок и отсчитала первые секунды возвращения.
Шеф приложил к губам указательный палец. Мы молчали, пока Индер не вскрыл капсулу в лаборатории. Вега повел меня в кабинет и, прежде чем закрыть дверь, выставил любопытного Мишу. Миша оказал сопротивление, но вынужден был подчиниться.
— Говори, — сказал шеф, когда мы остались одни.
— Мне показалась… Точнее, я абсолютно уверена, что флионеры научились решать проблему влияния гиперузлов.
Шеф улыбнулся.
— Серьезное заявление.
— Да, я совершенно уверена, флионеры знают приемы такой защиты. Это именно то, что нам
— Дементальные хартианские фокусы, — не поверил шеф. — Разжижение матриц веществом, которое ты называешь «алгонием». Эффектный трюк, но не решение проблемы.
— Вы же не станете отрицать, что переговоры удались?
— Да, день был удачный. Не думал, что ты можешь работать на таком уровне.
— Дело не во мне. Флионерам доступны приемы управления матрицами. Мы родственные расы. Если умеют они, почему бы ни научиться нам?
— Не уверен в вашем родстве.
— Сегодня вместе со мной на Лунной Базе был Птицелов. Разве слэпы пришельца и человека могут работать в одной частоте и в одном теле?
— Вы хартиане, — напомнил шеф. — У вас должны быть общие частоты. Мне проще поверить, что ты пришелец в Галактике. Пойми, что человеческая аномалия не изучена, феномен фронов — тем более.
— Давайте когда-нибудь начнем изучать!
— Ты не поедешь на Флио, — категорически заявил шеф. — Об этом не может идти речи!
— Прекрасно, — я поймала себя на желании хлопнуть дверью, но дверь после взрыва и так неуверенно держалась в петлях. — Боитесь увидеть результат работы, которой посвящаете жизнь? Тогда вам место в библиотеке! Устройтесь, пока есть вакансии…
Речь получилась не такой эффектной, как хотелось. Когда я покидала кабинет, шеф украдкой смеялся. Видно, информация, полученная им на Лунной Базе, извиняла безобразное поведение сотрудницы. От сегодняшнего дня у меня гудела голова. Я торопилась домой, обнять Птицелова — единственное существо, которому я не обязана была объяснять… Который всегда был доволен моими поступками, никогда не сомневался в моих словах и в любых обстоятельствах находил оправдания на каждую совершенную мною глупость.
— Прости, — сказала я ему. — Тебе надо мотать отсюда, пока они не опомнились. Если переварят информацию, черта-с два отпустят… — Птицелов, не открывая глаз, взял меня за руку. — Может быть, я сделала ошибку. Может, я никогда себя не прощу. Знаю, что виновата перед тобой, но ведь ты простишь меня, правда? Скажи, что простишь…
Його и на этот раз не отступил от принципов и высказал в мою защиту пару чрезвычайно оригинальных идей. Во-первых, он сказал, что этот беспомощный Секториум должен гордиться тем, что я согласилась на него работать. А во-вторых, он устал от меня не меньше, чем я от него, и эта музыка не может продолжаться вечно. Поэтому он отбывает на Флио без меня, но с надеждой, что сделал все возможное для нашей скорейшей встречи.
Из куска марли я свернула сачок, натянула его на драную теннисную ракетку, взяла банку с крышкой и без промедления отправилась за мухами.
Теплым апрельским вечером, когда труженики космоса возвращаются домой прогуляться по парку, нормальные мухи устраиваются на ночлег. А те, что припозднились на собачьих кучках, почти не видны в траве. В тот день мне везло с утра. Фонари включили раньше обычного. Трех мелких полусонных мушек я выковыряла из лампы, подсвечивающей афишу кинотеатра. Еще одна мне попалась в рыбном магазине. Двух самых красивых: перламутровую и черную с оранжевыми глазами, мне удалось захватить в троллейбусе, перепугав парочку пенсионеров.
Маленький сверток сначала вырос до размера майонезной банки, потом до жестяной коробки из-под кофе. Потом я присмотрела в кладовке деревянный ящичек с гвоздями, решила применить в дело то и другое, но не смогла найти молоток. Вместо него я использовала сковородку и наделала столько шума, что Птицелов не усидел в саду.
— Что здесь? — спросил он.
Я подобрала с пола гвоздь, установила его вертикально и размахнулась сковородой. Из этого опять ничего хорошего не получилось.
— Здесь внутри подарок, — объяснила я. — Ты обязательно должен его забрать на Флио. Когда распакуешь, очень удивишься.
Птицелов поднял отлетевший гвоздь и вдавил в дерево по самую шляпу.
— Так ты хотела поставить?
У меня онемел язык. Он воткнул рядом второй гвоздь голой рукой и снова обратился ко мне:
— Так делают?
Я только одобрительно кивала, наблюдая, как гвозди один за другим со скрипом вонзаются в древесину. В тот день он покинул нас. Оставил меня в грустном одиночестве и чашку холодного кофе на бортике бассейна. Я хранила ее потом как единственную память о нем на Земле.
Злой как бармалей, шеф с раннего утра сидел в своем кабинете, уставившись в монитор, и не реагировал на телефонные звоны, сотрясавшие офис. Миша сидел в наушниках в холле напротив, тыкал пальцем в клавиатуру электромузыкального устройства, топал ногами, тряс головой, вероятно, подбирал мелодию.
— Ты музыкальную школу закончил? — обратилась я к нему с порога. Миша сдвинул наушник, не прекращая мотать головой. — Музыкалку, спрашиваю, кончал?
— Физматкласс, — напомнил Миша.
— Ни за что бы не подумала.
Миша поставил наушник обратно на ухо и стал крутить ручки музыкальной машины.
— «Аквариум» хочешь? — спросил он.
— Предпочитаю волнистых попугайчиков.
— Гребенщикова, я имел в виду…
— Это кто?
— Надо же! — удивился Миша. — По тебе не скажешь, что вообще в школу ходила. Полтора класса церковно-приходской богадельни. Ты, старуха, в приличном обществе таких вопросов не задавай.
— Что будет, если задам?
— Все! — Миша помахал мне рукой. — Между нами все кончено, деревенщина!
Я рискнула сесть на диван рядом с ним. Мне надо было рассказать ему, как я устала от жизни, от людей, гуманоидов и в особенности от самой себя, но Миша опять сдвинул наушник на затылок.
— Где ты так сохранилась, крошка? — спросил он и, не получив ответа, обернулся ко мне. — Что опять?
— Ничего.
— Мухи назад прилетели?
— Не похоже…
— Тогда расслабься. Сходи к Индеру, пусть выпишет тебе постельный режим, а я займусь твоим музыкальным ликбезом. Хотя в постели я мог бы тебя научить гораздо более важным вещам.