Секундо. Книга 2
Шрифт:
Когда дрова хорошо разгорелись, и появилась тяга, уносящая дым в трубу, закрыла окна, подождала, чтоб комната и кухня хоть немного прогрелись, и только тогда скинула теплый плащ и шаль. Оставшись в штанах и шерстяной вязаной кофте, пошла осматривать свое новое жилище, уже третье за прошедший год.
Сложенный из толстенных бревен домик, разделенный дощатой перегородкой на комнату и кухню, был совсем мал, раз в пять меньше дома для младшего садовника в графском поместье. Но это было хорошо, потому что при таких лютых зимах протопить большой дом сложно. А здешняя совсем небольшая
Открыла шкаф, там на грубых самодельных плечиках висели женские платья из сурового полотна, черного и коричневого. На кухне на дощатом столе возле оловянного корыта стояла немытая глиняная посуда с остатками засохшей еды. Будто хозяева, вернее, хозяйка, вышла куда-то на минутку, но так и не вернулись.
Амирель было не по себе в этом унылом доме. Казалось, над ним довлеет старое горе, не развеявшееся со временем. Что случилось с владельцами? Почему он заброшен и заброшен довольно давно? Сможет ли она когда-нибудь это узнать? С соседями ей знакомиться нельзя, расспрашивать кого-то — тоже. Ее удел, как это ни печально, — одиночество.
Сняв с пояса тяжелый кошель с золотом, отсчитала десять золотых на первое время. Если у домика найдутся хозяева и предъявят ей какие-то претензии, она вполне сможет откупиться или за постой заплатить, или выкупить весь домик.
Остальное золото решила спрятать, ни к чему держать его на виду. Обойдя дом, заметила в углу комнаты неприметную, отходившую от пола половицу. Возможно, этот тайник сделали предыдущие хозяева.
Отогнув ее, ничего не нашла и запихала под нее кошель. Потом подвинула сверху полупустой сундук, вынула из него все то, что осталось от прежней хозяйки, убрала в шкаф. Внутрь сложила свою одежду и решила сходить в город. Не умирать же ей с голоду! И без того в глазах уже мутилось и отчаянно хотелось есть.
Надела юбку прямо на штаны, накинула на плечи меховой плащ, натянула сапоги и вышла в маленький дворик. Прежде чем что-то делать, пришлось взять стоящую в сенях лопату и пробить в сугробе небольшую тропку. Посредине двора под снегом оказался выложенный грубо обтесанным камнем неглубокий колодец, скорее даже родничок.
Проломив слой тонкого льда, Амирель добралась до воды. Зачерпнула прозрачной воды, обжегшей холодом ладони, с удовольствием выпила ее и вытерла замерзшие руки о плащ.
Накинув капюшон на голову, вышла на улицу и тут же лицом к лицу столкнулась с мужиком в коричневом зипуне. Он нелепо вытаращил глаза, будто увидел привидение, и рявкнул:
— Ты кто такая? И что здесь делаешь?
Амирель подняла руку, защищаясь, и неожиданно для себя проговорила:
— Ты меня не видел! Иди своей дорогой!
Мужик недоуменно постоял, почесал затылок, глядя на нее остекленевшими глазами, напрасно пытаясь что-то разглядеть, потом пожал плечами, озадаченно пробормотал: «вот чего только спьяну не померещится», повернулся и как ни в чем ни бывало пошел по проулку дальше.
Девушка перевела дух, с трудом удержавшись, чтоб не сесть прямо в снег. Сердце билось так, что в ушах барабаном стучал пульс. Пронесло! Все-таки ей не нужно теряться. Она может отводить глаза всем, с
Главное — быть готовой к неприятностям. И не трусить! Если она не будет бояться, то сможет управлять всеми, кто встретится на ее пути. Ведь об этом много раз говорил ей старший граф Холлт.
Она спокойно дошла до городских ворот, возле которых толпился самый разный народ. Толстый стражник в помятой нечищеной кирасе придирчиво допрашивал всех желающих пройти в город, получая от них разнообразную мзду. От него противно несло кислым пивом и потом, но держался он с важностью, по меньшей мере сенешаля местного владетеля.
У Амирель были с собой медяки, но стражнику она давать ничего не собиралась. Ему и так платят за службу достаточно. Когда подошла ее очередь, она тихо приказала стражнику, не дав ему времени задать обычный вопрос, кто она и зачем идет в город:
— Пропусти!
Тот послушно поднял алебарду, и она беспрепятственно прошла под аркой широкой городской стены. Войдя в город, не стала глазеть по сторонам, хотя вокруг было столько интересного, а поспешила за тучной торговкой, катящей перед собой тяжело груженую тележку, полную обожженных горшков. Желудок, требуя еды, непрерывно урчал, и она ежилась от стеснения.
Как Амирель и рассчитывала, женщина привела ее на рынок. Торговля там уже шла вовсю. От криков зазывал, обилия товаров и манящих съестных запахов у Амирель голова пошла кругом.
Есть хотелось до рези в желудке. Первым делом она подошла к ближайшему прилавку, за которым дородная тетка в суконной епанче торговала горячими румяными пирогами. Один пирог стоил полушку, такой мелочи у Амирель не было, пришлось взять на медяк два пирога.
Сжевав один, с творогом и зеленью, оказавшийся слишком соленым, отчаянно захотела пить. Пришлось купить у разносчика, орущего во все горло: «сбитень, горячий сбитень», кружку напитка, показавшегося ей на удивление вкусным, и тут же выпить его, отдав кружку обратно дожидавшемуся ее разносчику, у которого для покупателей было всего две кружки.
Потом она уже не спеша доела второй пирог, с рыбой и перловкой, оказавшийся гораздо вкуснее первого. Сытая истома от переедания навалилась такая, что Амирель побоялась уснуть тут же на рынке. Пришлось скоренько, без разбора, купить то, что попалось под руку — пару грубо обожженных глиняных мисок и два больших отреза из отбеленного домотканого полотна.
И на то и на другое цена была явно завышена, но у Амирель не было сил выбирать и торговаться. Забрав покупки, поспешила обратно, все так же не глядя по сторонам.
Добротно построенный домик хорошо держал тепло. Подбросив в печурку еще пару поленьев, Амирель застелила кровать купленным полотном и легла, вытянувшись во весь рост и радуясь, что больше не нужно спать в лесу вместе с волками, свернувшись зябким комочком.
Проснулась поздно, за окнами стоял глубокий вечер. Вспомнила все, что случилось, и тоска навалилась мутным облаком. Как хорошо было жить в родной семье, среди близких людей! Ни от кого в родном доме не нужно было прятаться, и дел всегда было полно. Уж что-что, а от безделья ей маяться не приходилось.