Секвойя
Шрифт:
– Как бы не было неприятно это признавать, - вздохнул он, - ты не отводишь глаз от этого… - отец прочистил горло, проявив уважение, чтобы не обозвать его снова каким-нибудь унизительным словцом, и неохотно выдавил это имя, - Джастина. Впрочем, как и он от тебя, – Андрэ презрительно фыркнул, ему явно не доставлял удовольствия этот факт. – Скажи мне честно, что ты к нему чувствуешь?
Каролина опустила взгляд, рассматривая носки своих тапочек. И тут ее поразила мысль, пугающая своей простотой. Неужели, она не задавалась этим вопросом раньше? Что она чувствует к Джастину?
Джастин. Каролина мысленно произносила это имя, и ее лицо светлело. Джастин, который рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее; который, не спрашивая ее ни о чем, помогал ей каждый раз, когда она оказывалась в трудной ситуации; который открыл ей глаза и помог понять то, чего она не понимала раньше; который ценил ее просто за то, какая она есть; который показал, каким может быть секс, если двое связаны любовью, а не расчетом.
Каролина подняла глаза:
– Я люблю его, - твердо ответила она.
Она говорила эти слова раньше. Но никогда еще не была уверена, а любовь ли то, что она испытывает. Теперь же она не сомневалась. Никогда еще после этих слов ей не казалось, что это единственное, что на самом деле имеет значение. Настолько большое значение, что перед собственным отцом, с которым она раньше вообще боялась заводить подобные разговоры, сейчас она готова была об этом кричать.
Андрэ не выглядел расстроенным, хотя и счастливым его эти слова не сделали. Усталое смирение, вот что выражало его лицо.
– Я ожидал, что услышу нечто подобное… - кивнул он. – Что же, если ты уверена в этом…
Каролина кивнула, прикрыв глаза и мягко улыбнувшись.
Отец вздохнул и развел руками.
Правда ли это был ее отец? Даже лицо его выглядело сейчас не как обычно: он не выглядел суровым, или привычно жестким, напротив – его глаза смотрели на дочь с нежностью, и он даже улыбался.
Каролина жевала губу и смотрела в пол. Андрэ молча наблюдал за дочерью.
– Знаешь, - наконец, сказала она, - честно говоря, мне с трудом верится в происходящее. Ты поступил очень жестоко, когда угрожал навредить Джастину. Ты опустился до шантажа, - раскрыла она глаза, глядя в одну точку. – Ты хоть понимаешь, через что ты заставил меня пройти? – резко повернулась к нему Каролина. Она вдруг невероятно разозлилась на него, вспомнив, чего ей стоило выполнить условия их договора.
Тот ничего не ответил. Только устало вздохнул. Что он мог сказать? Что никогда прежде не сомневался в верности принятых им решений? А сегодня ее брат заставил его задуматься, а так ли он прав? Вряд ли это стало бы хорошим аргументом для дочери, которая из-за его же глупости чуть не испортила себе жизнь. Он чувствовал свою вину перед ней, и не знал, как может ее загладить.
– Что я могу для тебя сделать?
– просто спросил он.
– Почему ты вообще был против наших отношений? – перебила она.
–
Андрэ опустил голову и усмехнулся. Смущенно усмехнулся. Серьезно?
– А ты совсем выросла… - сказал он, сжав губы и внимательно глядя на дочь, словно пытаясь разглядеть в ней две косички и привычный озорной взгляд. Затем он вздохнул, и пожал плечами, - когда ты попросила заступиться за него, я слышал, как смешно ты пытаешься говорить беспристрастным голосом. Я ведь хорошо знаю тебя, Кэри, а ты пыталась меня обмануть, сделав вид, что у тебя к нему обычный дружеский интерес. Чем сильнее ты старалась, тем сильнее выдавала себя. И когда я понял, что ты готова обмануть меня из-за какого-то парня, тогда я почувствовал что-то, чего никогда еще не испытывал.
Каролина высоко подняла брови, удивленно глядя на отца:
– Так все это было из-за обычной ревности???
– Обычной? – возмутился он. – Это была всепоглощающая ревность! Она просто затмила мой разум! Да, у тебя, конечно, было немало ухажеров, но ты никогда еще не говорила о них так – заикаясь, дрожащим голосом. Не припомню, чтобы кто-то из них интересовал тебя больше погоды на улице. О нем же ты просила так, словно от этого зависела не его, а твоя жизнь.
– Ты сейчас хочешь сказать, что невозможно хотеть заботиться о ком-то больше, чем о себе? – с легкой долей презрения спросила она.
– Ты себя слышишь? – отец указал на нее пальцем и рассмеялся. – Когда это ты заботилась о ком-то, больше, чем о себе?
Каролина смутилась и нахмурилась. А она еще спорила с Габи, которая с самого начала утверждала, что Каролина влюблена в Джастина… А это, оказывается, было очевидно даже для отца.
– Наверное, я просто испугался, и поскольку страх мне вообще не свойственен, от этого я начал делать глупые вещи.
– Испугался чего? – не поняла Каролина.
– Сам не знаю… - он замялся.
– Это прозвучит глупо, но может быть того, что ты полюбишь его сильнее, чем меня, - опустил он голову. Нелегко ему было выдавить из себя эти слова. Но он чувствовал, что виноват перед ней, и не знал, как еще искупить свою вину.
– Папа, - протянула Каролина с шутливой укоризной. – Я никого и никогда не полюблю сильнее, чем тебя, - улыбнулась она.
– Я могу понимать это, как прощение? – он с надеждой взглянул на нее своими темными глазами, обрамленными глубокими морщинами. Он выглядел почти стариком при этом освещении. Стариком, пришедшим покаяться. Стариком, который просто очень любил свою дочь, хотя и весьма странным способом. Но как она могла винить его, когда сама от любви вела себя по-идиотски – унижала и отталкивала того, кого любила?