Секвойя
Шрифт:
– Мы же друзья! О каком долге ты говоришь? Или ты думаешь, что у всего, что я делаю, есть цена? Ты ведь никогда ничего у меня не просил. Все, что я дал тебе, я дал по своей воле. Неужели ты думаешь, что есть что-то, что я не сделал бы для тебя? Тем более, если речь идет о такой ерунде, как деньги, - Джастин презрительно сморщился.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, - замотал головой Гунзо, - сумма просто невероятно огромная. Я никогда не позволю тебе сделать это.
– Но ведь это твоя мама!
– воскликнул Джастин.
– И я должен был ее спасти, - безнадежно добавил тот, чувствуя подступающий к горлу комок.
– Должен. И
Гунзо недоуменно наблюдал за другом, который посидев еще несколько секунд, вдруг вскочил, и стремительно вылетел из комнаты.
В тот же вечер Джастин дал Наоми, указания по поводу перевода необходимой суммы на счет Гунзо.
Наоми Бернштейн, его финансовый менеджер, управляла его счетами столько, сколько он себя помнил. Она всегда предлагала наилучшие пути решения проблем, если они появлялись.
Когда Джастин был моложе, Скутер настаивал на том, чтобы парень проводил час в неделю на совещании со своим финансовым менеджером и адвокатом, чтобы знать, куда расходуются его деньги. Кроме того, он порекомендовал Джастину нанять инвестиционного менеджера, с которым они бы решали, куда вкладывать часть его доходов.
Но Джастин давно перестал доверять Скутеру. Все, что он делал, абсолютно все, было направлено на извлечение выгоды. Тот парень, которого нанял Скутер, говорил словами Скутера и предлагал вкладывать деньги туда, куда хотел Скутер. Это были, хотя и выгодные, однако, не слишком интересные Джастину проекты, имеющие огромные минусы. Например, Джастину не очень хотелось лезть в фармацевтику, а особенно, в разработку нового средства от импотенции. Его имя было слишком известно, чтобы разбрасываться им, где ни попадя.
Теперь Джастин слушал Скутера вполуха, поступая по-своему. Он уволил этого парня, и перепоручил Наоми заниматься своими инвестициями. Для этого было много причин. Она еще ни разу его не подводила, она была не в самых лучших отношениях со Скутером, и она не была дурой, чтобы не понимать, что брэнд «Джастин Бибер» может использоваться далеко не везде.
Наоми и Рой из всей нетворческой части его команды были чуть ли не единственными людьми, которым он, не раздумывая, доверил бы свою жизнь.
Джастин уже столько раз переводил деньги для Гунзо, что давно говорил Наоми, чтобы они решали эти дела сами, без его участия. Но она была так кропотлива в своей работе, что наотрез отказалась, сказав, что без Джастина ни одного решения принято не будет. За это он ее безмерно уважал, хотя, надо признаться, иногда ему было бы удобнее, чтобы Гунзо сам звонил ей, в случае чего.
Но перевести деньги на счет клиники можно было только после того, как будет назначена дата операции, таковы были условия договора. Тур Джастина был в самом разгаре, и его, возможно, не было бы в стране в нужный день. Так что, Гунзо пришлось самому заниматься оплатой лечения.
Сумма и впрямь была огромной, но она не шла ни в какое сравнение с человеческой жизнью. Уже на следующий день миссис Смит начали готовить к транспортировке в немецкую клинику, и через неделю она была там.
Гунзо
Операция была проведена, как и было запланировано, и в доме Джастина все собирались вздохнуть с облегчением, когда только было пришедший в себя Гунзо сообщил о внезапно обнаруженных осложнениях. Врачи говорили, что требуется повторная операция. А когда не помогла и она, Джастин настоял, чтобы Гунзо нашел, как тот выразился, «нормальную клинику».
Подобные случаи довольно успешно лечились в нескольких Израильских клиниках, поэтому миссис Смит транспортировали туда, а ей, тем временем, становилось все хуже. Измученная, изможденная многочисленными курсами химиотерапии, и несколькими операциями, она с трудом могла говорить, что только сильнее загоняло Гунзо в беспросветную депрессию. Джастин не вдавался в подробности, не столько из-за брезгливости, сколько из-за нежелания лишний раз бередить раны друга. Да и что бы он понял из врачебной терминологии? Гунзо и сам не понимал половины из того, что ему говорил лечащий врач его мамы. Когда он говорил с врачом по телефону, он всегда хмурил брови. Сначала Джастин, видя подобную картину, сразу подскакивал с места, думая, что новости не очень хорошие. Но потом он понял, что Гунзо просто не понимает, о чем ему говорят.
Израильские врачи лишь подтвердили диагноз немецких коллег. Они сразу предупредили, что потребуется не одна операция. Ситуация, и впрямь, была плачевной, и Джастина так и подмывало лишний раз укорить друга за то, что он не признался ему вовремя. Но он сдерживал себя. Гунзо, и без того, было сейчас очень нелегко.
В последнее время ребята виделись нечасто. Джастин колесил в гастрольном туре, а Гунзо часто летал сначала в Мюнхен, а потом в Тель-Авив, лишь иногда возвращаясь в Лос-Анджелес. Но они созванивались почти каждый день.
Месяц назад Гунзо позвонил Джастину посреди ночи, наплевав на разницу во времени, и радостно заорал, что первая операция прошла успешно. У Джастина как раз был трехдневный перерыв в европейской части тура, и он находился в своем особняке в Калабасасе. Это был первый день, когда дом Джастина, наконец-то, снова будто озарило солнце. Он поднял весь дом, и ребята устроили видеоконференцию с Гунзо, торчащим в номере израильского отеля, неподалеку от больницы. Гунзо впервые за долгое время плакал не от горя, а от переполнявшего его облегчения, не стесняясь своих слез. Шампанское в тот день лилось, словно огромный искристый фонтан.
Но врачи пока опасались давать какие бы то ни было прогнозы. Они не говорили ничего: ни хорошего, ни плохого, туманно отвечая, что все прояснит следующая операция.
А она была назначена на завтра.
– Я надеюсь, что она будет последней, - Гунзо прочистил горло.
– Я тоже, - кивнул Джастин. – А время уже известно?
– В три часа.
– Какая у нас с ними разница во времени? – уточнил Джастин.
Гунзо нахмурился, потерев затылок, и растерянно пробормотал: