Selbstopferm?nner: под крылом божественного ветра

Аверкиева Наталья

— Я не слышу ответа на свой вопрос — какого черта ты позволяешь себе лезть в мои дела?!

— Они бы отобрали дом, Билл… Отобрали бы всё — машины, вещи, украшения... Мы бы остались на улице…

— Да мне плевать!

— А мне нет! Я люблю этот дом! Я столько сил в него вложила! Я не хочу, чтобы его отобрали! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!

— А я не хочу, чтобы ты лезла в мои дела! — всплеснул он руками. — Но ты все равно лезешь!

— Билл, надо отказаться от магазина. Он слишком дорого нам обходиться.

—

Это не твое дело!

— Моё! Твои неудачи прямиком бьют по мне! Мы по уши в дерьме! Я поддерживала все твои идеи, но они нас разорили! Спасибо Тому, что оплатил все твои долги! Почему бы тебе не заняться тем, что ты делаешь лучше всего на свете — музыкой? Посмотри на Тома…

Его глаза почернели, губы изогнулись, брови сдвинулись. Она запнулась и отступила еще на пару шагов.

— Вот и проваливай к нему, — прошипел он. — Он ведь не такой неудачник, как я, да?

— Билл, ну что ты такое говоришь? — сказала робко, и тихо добавила: — Ты же знаешь, я люблю только тебя.

— Пошла вон! — заорал он, запуская в нее тарелкой, которую она так некстати оставила утром на журнальном столике.

Весь предыдущий день у нее было очень мутно на душе. Она, нахмурившись, слонялась из угла в угол, покрикивала на подчиненных, которые активно действовали ей на нервы своим тупизмом. Потом отпросилась и ушла с работы после обеда, надеясь, что бесцельная прогулка по городу развеет ее сомнения. Раздражало буквально всё. Накопившаяся усталость и нерешенные проблемы требовали выхода в виде громкого скандала в какой-нибудь забегаловке или магазине. Она пришла домой и легла спать еще до того, как няня вернулась с детьми с вечерней прогулки. Но и ночь не принесла ей успокоения. Она была молчалива и грустна.

— Маша, это очень глупое решение. Может, ты еще подумаешь? — осторожно произнесла няня, протягивая ей сумку перед выходом.

— Уже подумала. Третьего ребенка я не потяну.

— Маш… — жалобно сложила девушка бровки домиком.

— Лер, не дави мне на нервы, — огрызнулась она. — Мне и так паршиво.

— Хочешь, я откажусь от своей зарплаты? — прошептала с отчаяньем. — Тебе сразу же станет легче.

Она бросила на нее скептический взгляд и хмыкнула:

— Да, твоя зарплата, конечно же, спасет отца русской демократии от разорения.

— Маш, ну пожалуйста.

— Иди, там Сашка уже проснулся. Слышишь, бормочет?

— Ты совершаешь ошибку, — с обидой в голосе произнесла она. — Победа достается тому, кто вытерпит на полчаса больше, чем его противник. Японская пословица.

— Самое трудное — познать самого себя, самое легкое — давать советы другим. Фалес Милетский, — парировала она, взглядом указывая в сторону детской.

Лера поджала губы, прищурилась и бросила:

— Истинная любовь сказывается в несчастье. Как огонек, она тем ярче светит, чем темнее ночная мгла. Леонардо да Винчи. — И гордо удалилась.

Она какое-то время смотрела ей вслед, а потом недовольно буркнула:

— Дура.

А что она может сделать? Снять квартиру больше? Значит, платить больше. А где деньги взять? Где взять деньги на еще одну няню, потому что Лерка — малолетка, которая с еще одним ребенком не справится, да и уедет она, когда виза кончится? Лера вообще не вариант. Где взять время на третьего ребенка, если она и старшим мальчикам внимания почти не уделяет, потому что круглосуточно на работе? Мысль поехать к маме и привлечь ее к воспитанию внуков, она отмела почти сразу. Туда время от времени без какого-либо предупреждения наведывался Том, которого она видеть до сих пор не желала, зато мама была в полном восторге и даже весьма активно требовала, чтобы она простила «несчастного мальчика», прекратила дурить и вернулась. Ага! Приходите смотреть! Можно было бы улететь в Москву, но и там за эти злополучные два месяца

Том вынес мозги всем ее друзьям и знакомым, наведавшись к каждому лично. Те же яйца, только в профиль. Здесь хотя бы Родриго поддерживает и защищает, в России помощи будет ждать неоткуда, а одна она не вытянет. Хорошо, что Том не сможет вычислить Родриго. Полинка обещала ничего ему не говорить и никаких координат не давать, а найти Родриго по одной из самых популярных фамилий дело гиблое. «Мало ли в Бразилии Педров», как говорится.

— Вот тут и тут распишитесь, — указала врач ручкой в два места на листе. — Вы предупреждены об ответственности и понимаете, что после операции могут быть осложнения. Претензий не имеете.

Она кивнула и расписалась.

— Медсестра проводит вас в палату и возьмет необходимые анализы. Потом вы сможете принять душ и переодеться в нашу одежду (она стерильная), почитать журналы, послушать музыку, отдохнуть. Когда результаты будут готовы, вас пригласят. После операции вы можете пробыть у нас до вечера или до завтрашнего дня, если почувствуете в этом необходимость.

Снова кивнула. Она почти не слушала. Нос щекотало. Глаза были влажными. Он так хотел… Она должна. Боливар не выдержит троих.

Дальше все было, как в тумане. Пришла милейшая девушка, взяла у нее кровь из вены. Прощебетала что-то про погоду и так надоевшие дожди. Потом она лежала на кровати и смотрела в потолок, а по вискам противно текли слезы, попадали в уши, делая еще неприятнее. Она старалась не вспоминать, как однажды ночью много лет назад, когда они гуляли по городу после концерта, он рассказал о своей мечте о маленькой принцессе, как она смеялась над его наивной глупостью. Как он радовался, когда она забеременела, как осторожно к ней относился и оберегал, отправляя с работы пораньше в дом, который она в глубине души ненавидела больше всего на свете. Как искренне признавался брату в зависти и мечтал, что Сьюзен тоже подарит ему маленьких близнецов. Она не думала о том, как он ломился к ней в квартиру, а она стояла под дверью и едва сдерживала слезы, потому что не его она ждала. С каким трепетом он впервые взял на руки ее сына. Как заботился о них, гулял и играл с детьми. С каким восторгом рассказывал, как Саша назвал его папой, а она ужасно в этот момент ревновала его к собственным детям. Как он защищал ее и мальчиков перед Биллом на Рождество. Как сорвался с гастролей и прилетел к ней, когда она болела. Как суетился, нервничал и переживал, пока ее осматривала врач. А потом успокоенный лежал рядом — такой теплый и удивительно родной. Как врал ей и изворачивался, жалобно смотрел в глаза, ловил каждое слово, хватал за руку. Как вцепился в детей в день их отъезда. Она не думала об этом. Она одна во всем виновата. Виновата, что поверила ему, что не предохранялась, даже в его предательстве она виновата. Хороших не предают. С хорошими так не обращаются. Хороших не бросают.

— Миссис Ефимова, пойдемте. Все готово.

Она шла за медсестрой по коридору, как зомби. По щекам текли слезы.

— Мари, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Ты даже не представляешь, как я этого хочу. Если ты считаешь, что Билл — твое счастье, хочешь, я вас помирю? Я из шкуры вон вылезу, но помирю вас. Хочешь?

— Ты откажешься от меня?

— Откажусь. Если ты будешь с ним счастлива, то откажусь.

Ей указали на кресло. Она на полусогнутых забралась и легла поудобнее. Откуда-то она слышала, что если ноги положить неправильно, то пережмутся вены и ноги затекут.

— Я люблю тебя и наших детей. Пожалуйста, дай мне шанс. Я все сделаю ради тебя. Я постараюсь быть тебе отличным мужем и не огорчать. Дай мне шанс. Я хочу быть с тобой. Сегодня я понял, что хочу иметь семью. Я, ты и дети. Наши дети.

— Том, я очень любила твоего брата. Ты сможешь жить с этим?