Селестина
Шрифт:
Пармено спал у двери, вскинулся, прибежал, тоже на яблоки наступает, падает.
Оглох, проклятый? Стучат в дверь, беги!
ПАРМЕНО (высунулся из окна, кричит). Кто тут?
СЕМПРОНИО. Отвори мне и этой сеньоре.
ПАРМЕНО. Сеньор, там Семпронио дубасит в дверь, а с ним старая размалеванная шлюха.
КАЛИСТО. Молчи, негодяй! Это моя тетка. Беги, отворяй! Я сам оденусь!
Куда
ПАРМЕНО. Ты, сеньор, думаешь, слово, которым я ее назвал, показалось ей бранью? Только так ее и зовут, и величают. Пусть идет она среди сотни женщин, чуть кто скажет: «Старая шлюха!» — она тотчас же обернется и откликнется. Подойдет к собаке — та пролает знакомое словцо, к мулу и тот проревет: «Старая шлюха!» А лягушки на болоте только это и квакают.
Селестине не терпится, она схватила лестницу, что стояла у дверей, приставила к стене, влезла по лестнице, ухо всунула в окно, слушает.
КАЛИСТО. А ты откуда всё это знаешь?
ПАРМЕНО. Много лет назад моя мать жила по соседству с ней и отдала меня старухе в услужение. Селестина, правда, меня в лицо не знает — был я у нее недолго и изменился с годами.
КАЛИСТО. А что ты у нее делал?
ПАРМЕНО. Ходил на рынок, носил припасы, помогал во всем, на что хватало силенок. Жила она там, на берегу реки. Была мастерицей восстанавливать девственность, сводней и малость колдуньей. Что касается девственниц, то для одних она пользовалась пластырем, а для других — иглой. А прибыл французский посланник, так она трижды выдала ему свою служанку за девственницу!
КАЛИСТО (хохочет). Могла бы и сто раз!
ПАРМЕНО. Что только ни делала эта старуха! И все — обман и вранье!
КАЛИСТО. Хорошо! Отложим разговор! Я предупреждён. Не будем задерживаться. (Уже оделся, оттолкнул с пути Пармено, бежит вниз по лестнице, кричит). Слушай: я пригласил Селестину, а она ждет дольше, чем следует!
Выбежал из дома. На пыльной дороге сидит Семпронио, пыль из руки в руку пересыпает — жарко ему, а кругом — Испания… Селестина — на лестнице, не успела, старая, слезть. Калисто задрал голову, хохочет.
КАЛИСТО. Какая уважаемая, какая почтенная особа! Обычно по лицу познается скрытая добродетель. О, добродетельная старость!
СЕЛЕСТИНА (ворчит, спускается по лестнице, никак ступеньку найти не может). Твой олух хозяин, Семпронио, собирается кормить меня моими же объедками! Скажи ему, пусть закроет рот да раскроет кошелек.
КАЛИСТО (подал Селестине руку, Селестина еле слезла, стоят, смотрят друг на друга). Что сказала матушка? Она решила, что я ей сулю пустые слова вместо награды? Пойдем же со мною, Семпронио (Калисто побренчал
Калисто и Семпронио побежали в подвал за деньгами, а Селестина — руки в боки, волком смотрит на Пармено.
СЕЛЕСТИНА. Я слышала всё. Добродетель учит нас не поддаваться искушению и не платить злом за зло. Глупышка, дурачишка, ангелочек, жемчужинка моя! Такая мордашка, а волком смотрит! Подойди сюда, паскудник, ничего-то ты еще не смыслишь в мире и в его радостях! Голос у тебя ломается, борода пробивается. А под брюшком — вряд ли все спокойно.
ПАРМЕНО. Хвост у скорпиона и тот спокойнее!
СЕЛЕСТИНА. Тот хоть ужалит, да не распухнешь, а от тебя раздуется опухоль на девять месяцев! Смеешься, язвочка моя, сыночек?
ПАРМЕНО. Помолчи! Я обязан платить Калисто преданностью за прокорм. Надеяться на советы этой скотины Семпронио — вытаскивать клеща из-под кожи лопатой или заступом. Я не хочу, чтоб мой хозяин хворал этой болезнью.
СЕЛЕСТИНА. Это не болезнь. А хоть бы и так — от нее выздоравливают. Его исцеление в руках вот этой немощной старухи.
ПАРМЕНО. Вернее, этой немощной старой шлюхи.
СЕЛЕСТИНА. Чтоб тебе шлюхину жизнь прожить!
ПАРМЕНО. Зная тебя…
СЕЛЕСТИНА. Да кто ты такой?
ПАРМЕНО. Кто? Пармено, сын кума твоего Альберте. Я жил у тебя, когда мать оставила меня в твоем доме, на берегу реки, возле дубилен.
СЕЛЕСТИНА. Господи Иисусе! Так ты Пармено, сын Клаудины!
Селестина растаяла, заулыбалась, принялась обнимать и тискать Пармено, как родного сына. Тот от поцелуев уворачивается.
Чтоб тебе сгореть в адском огне! Твоя мать была такой же шлюхой, как я! Зачем же ты бранишь меня, Парменико? Это он, это он, клянусь всеми святыми! Немало розог досталось тебе от меня, да и поцелуев не меньше. Помнишь, как ты спал у меня между ног, бесёнок?
ПАРМЕНО. Помню! Хоть я был ребенком, ты тащила меня к изголовью и прижимала к себе, а я удирал, потому что от тебя воняло старухой.
Селестина усадила Пармено на дорогу, достала конфетку, в рот ему засунула. Потом фляжку с вином из-за пазухи вынула, чтоб запил Пармено сладость. Принялась ему в руки пыль насыпать, играет с ним, смеётся, как на родного сына смотрит.
СЕЛЕСТИНА. Чтоб ты сдох! Как он это говорит, бесстыжий! Сынок, твой отец был ещё жив, когда ты ушёл от меня. Настало время покинуть ему этот мир, он послал за мною, велел тебя отыскать и открыть, где спрятан клад золота и серебра. Слово, данное мёртвым, надо держать крепче, чем слово, данное живым, ибо мертвые не могут постоять за себя. Это я, сынок, к тому, что твой хозяин хочет, чтоб все ему даром служили. О дружбе с ним не думай. Представился случай, ты сможешь поправить свои дела. А остальное, о чем я говорила, тоже получишь в своё время.