Селестина
Шрифт:
Элисия быстро притащила какое-то барахло, вывалила под ноги Селестины.
ЭЛИСИЯ. Вот, матушка, возьми.
Схватила за руку остолбеневшего от страха Семпронио, потащила за собой во двор, под яблоню, где проветривались, просушивались одеяла и подушки. Без разговоров под горячим небом Испании принялись они за дело.
Селестина встала над огнём, над кипящим котлом.
СЕЛЕСТИНА.
Стоит Селестина, ворожит, чудит, смеётся — жизнь, как хороша ты, жизнь, как хороша… Ты сам можешь направить её туда, куда тебе надо: нет никакого рока, сам делай своё счастье…
Сложила Селестина в карманы платья воротнички, сетки для волос, бахромки, тесемки, щипчики для бровей, черную краску, белила и румяна, иголки и булавки, прицепила бороду, платок повязала.
Заклинаю тебя еще и еще раз! Иду с пряжей и верю, что уношу в ней и тебя!
И вот всё, что сказала старуха — стало явью. Поползли какие-то тени из всех углов. Из всех щелей, поползли и влипли в шерсть. А шерсть перекочевала в бездонный карман Селестины.
Пошла Селестина со двора. Посмотрела на Семпронио и Элисию под яблоней, засмеялась легко и радостно. Пошла. Идет по пыльной дороге. Опять из каждой подворотни на Селестину лают собаки: «Старая шлюха!». Опять ослы поворачивают головы и кричат: «Шлюха!». Селестина пошла работать. Ни на кого внимания. Если бы никто не плюнул ей вслед, она бы остановилась и не пошла бы никуда, а так — хорошо. Весело ей. Жизнь. Она в центре Вселенной. Она всё закручивает, вокруг неё Земля, Луна и Солнце вертится. И не заметила Селестина, как мальчишки привязали к её платью кучу банок на веревке — гремит, гремит, идёт Селестина…
Шла Селестина по дороге и сама с собой рассуждала. То вперед пойдет, то назад снова. И опять — вперед, назад.
Однако, что-то очень уж я смела… Идти или вернуться? Если поймают, не миновать мне смерти или остроконечного колпака. Ах, я несчастная! Кругом беда. Пойду! Прослыть трусливой хуже, чем понести кару. Удача сопутствует храброму. И юбки не мешают, и усталости я не чувствую. Все мне кланяются. Ни одна собака на меня не залаяла, ни одна черная птица не перелетела дорогу — ни ворон, ни ночные птицы. Всё хорошо. Иду.
Так и не заметила Селестина, как дошла до дверей дома Плеберио. Лукресия стоит у дома, скучает, женихов ловит, жует пирожок, смотрит, будто дожидается Селестину.
ЛУКРЕСИЯ. Что это за старуха там ковыляет?
СЕЛЕСТИНА. Мир дому сему!
ЛУКРЕСИЯ. Селестина! Каким ветром занесло тебя в эти края?
СЕЛЕСТИНА. Привела меня любовь ко всем вам,
ЛУКРЕСИЯ. Ты только для этого вышла из дому? Это не в твоих привычках! Без выгоды ты шагу не ступишь!
СЕЛЕСТИНА. Нас, старух, нужда не покидает. В особенности меня. Ведь мне надо содержать чужих дочерей. Вот и пришла я продать немного пряжи.
ЛУКРЕСИЯ. У моей старой госпожи как раз основа натянута: ей нужно купить пряжу, тебе — продать, вы с нею сторгуетесь.
Из дома выглянула Алиса, мать Мелибеи.
АЛИСА. С кем ты говоришь, Лукресия?
Лукресия махнув Селестине — жди! — кинулась к госпоже, наверх. Селестина ухо из-под платка выпростала, навострилась, слушает, о чём говорят в доме.
ЛУКРЕСИЯ. Сеньора, это та самая старуха со шрамом на лице, что жила когда-то близ дубилен, на берегу реки.
АЛИСА. Объяснять неизвестное еще менее известным — решетом воду носить.
ЛУКРЕСИЯ. Иисусе, сеньора! Да эту женщину знает каждый встречный-поперечный. Неужто не помнишь старуху, которая стояла у позорного столба за колдовство, продавала девушек священникам и разженила тысячу женатых?
АЛИСА. Все это мне ничего не говорит. Скажи мне ее имя, если знаешь.
ЛУКРЕСИЯ. Да его знает и стар, и млад! Как мне-то не знать!
АЛИСА. Почему же ты не скажешь?
ЛУКРЕСИЯ. Мне стыдно!
АЛИСА. Ну, глупая, говори! Не зли меня своими проволочками.
ЛУКРЕСИЯ. Имя ее Селестина, не в обиду вам будь сказано.
АЛИСА (хохочет). Пропади ты пропадом! Я умру со смеху! Сильно ты, должно быть, ненавидишь эту старуху, даже имя ее стыдишься назвать! Припоминаю. Хороша штучка! Она, верно, пришла просить о чем-нибудь. Скажи ей, пусть подымется сюда.
ЛУКРЕСИЯ (побежала вниз, распахнула дверь). Входи, тетушка!
Селестина вошла в дом, осмотрелась. Вид приняла смиренный. Стала играть эдакую больную, «перебинтованную».
СЕЛЕСТИНА. Добрейшая сеньора! Случился у меня недостаток в деньгах. Нет у меня иного выхода, чем продать немного пряжи, я припасла её на несколько чепцов. И ты в ней как раз нуждаешься, нет? Хоть бедна я и немилостив ко мне Господь — вот моя пряжа! Не пригодится ли тебе она, да заодно и я?
АЛИСА. Твои слова так меня растрогали, что я и без пряжи охотно помогла бы тебе деньгами. А если пряжа хороша, я тебе за нее щедро заплачу.
СЕЛЕСТИНА. Хороша, сеньора? Тонка, словно волосы, гладка, прочна, как струны гитары, бела, как снег! Вот эти самые пальцы ее пряли, мотали и приготовляли. Погляди-ка на эти моточки! Три монеты давали мне вчера за унцию, пропади моя грешная душа!
В комнату вошла Мелибея — совсем девчонка. Красавица. Разряжена, как куколка.