Селфи на балконе
Шрифт:
– Ничего страшного. Может, став лепешкой, ты поумнеешь. Разними их!
– Сдурела? Шоу такое пропустить?
Я уже не обращала внимания на кучку бойцов, их голоса стали фоном. Я же смотрела на парня, которого происходящее всего лишь забавляло.
И что подруга в нем нашла?
Придурок. Это даже красивая мордашка не компенсирует.
– Они из-за тебя покалечат друг друга.
– Эти идиотки стул не могли поделить. Я здесь ни при чем.
– Деревянный, наверное. С тупым именем Даниил.
– Фильтруй,
Повторюсь: Вика идиотка, раз с ума по нему сходит.
– А я и фильтрую. Ты себя кем возомнил, Корнеев? Царем и богом? Считаешь, что можешь поклонниц стравливать и ржать над этим? Мама в детстве не учила, что девочек защищать надо, а не относиться к ним, как к помойной яме? Ты самоуверенный болван, раз так себя ведешь. Знаешь, лучше бы они тебя дубасили, а не друг друга.
До меня только сейчас дошло, что все звуки утихли. Клянусь, я даже шума проезжающих машин не замечала. Наступила гробовая тишина, в которой все услышали мою пламенную речь.
– Ты на кого рот свой открыла? – за моей спиной гавкнула лысая гадина. Обернувшись, я увидела, что она, как локомотив, несется в мою сторону.
Это что, шутка?
Или она серьезно решила кулаки свои на меня направить?
Что за?..
Корнеев их привораживает, что ли? Чем?
Тяжело вздохнув, я приготовилась к шагу в сторону, не оставаться же мне на месте, когда тигр с открытой пастью несется.
Блин.
– Стоять! – Когда до столкновения танка и маленького велосипеда оставались считанные секунды, над нашими головами прогремел глас раздраженного Корнеева. – Пошла отсюда.
О, он ко мне обращается?
Я с удовольствием. И плевать, что это было сказано в грубой форме. Разворачиваюсь, но меня за руку хватают и на месте удерживают.
– А ты, Пижамка в цветочек, останешься. Кто еще не понял? Свалили живо!
Мой папа пожал бы ему руку и посоветовал бы идти служить в военную часть. Он только отдал приказ, и все тут же испарились. Боковым зрением я видела, как Вика, прихрамывая, пошла к машине, а ее школьная подруга скрылась за углом.
– Отпусти меня.
Ага. Меня еще из тисков не освободили.
– Корнеев, руку отпусти!
А он не слушает. Внимательно вглядывается в мое лицо и только улыбается.
– Значит, самоуверенный болван.
– Да. Теперь отпустишь?
Ой. А что он делает? Зачем наклоняется? Почему Звягина не бежит сюда, чтобы со своим идолом наедине побыть?
– Спокойной ночи, Натали. Мои печали ты утолишь потом, – прошептал он мне на ухо, а затем отпустил.
Вот так просто, даже рот мне не заткнул за такие слова, а взял и отпустил. Вдавливаю ногти в тонкую кожу, проверяя, в реальности ли я. Осознав все, я срываюсь с места и лечу к машине, а затем запрыгиваю на переднее сиденье.
– Теперь обратно? – спрашивает таксист, кивая на подругу, которая уже посапывает сзади.
– Ага.
– Все
Откидываюсь на сиденье и анализирую, что я сегодня пережила. Это дичь какая-то. Но… поворачиваюсь к заботливому мужчине и киваю головой.
«Натали, утоли мои печали, Натали».
Дурацкая песня.
Чертов Корнеев!
4
Укладывая Звягину спать, я была уверена, что утром она как минимум попросит прощения, как максимум клятвенно заверит, что на следующей пьянке съест симку и не будет мне звонить.
Виктория – человек, который умеет удивлять.
Поэтому с утра меня взбодрил не мой будильник, а похмельный вой раздраженной соседки.
Врать не стану, я успела злорадно посмеяться в подушку перед тем, как дверь со всей силой вновь ударилась о стену. Кажется, что еще такого же удара дерево не вынесет.
– Какого черта ты вчера меня опозорить вздумала?
Удивление? Нет. Я ощутила шок от такого заявления.
– Ты хоть соображаешь, что обо мне теперь думать будут?
– И тебе доброе утро. Можешь не благодарить, обойдусь.
Смотрю на часы и радуюсь, что у меня в запасе еще минут десять, чтобы понежиться под одеялом.
– Благодарить? За что? Даня теперь думает, что я общаюсь с какой-то колхозницей, которая по улицам в пижаме доисторической ходит! За это? Ты могла хотя бы одеться прилично?
Из головы тут же вылетели все мысли и надежда на короткий сон.
– Уж извините, что не подумала о внешнем виде. Вик, а как надо-то? Выпускное платье подошло бы, или тут случай особый, и мне сперва в магазин заехать следовало?
Тоном, которым я произносила каждое слово, можно с легкостью заморозить Африку.
– Хватит ерничать. Тусь, ты меня подставила вообще-то.
Глаза человека – открытая книга. Все мысли, идеи можно в них прочитать. Я смотрю на соседку, из-за которой у меня была веселая ночка, и замечаю лишь осуждение. Она действительно не чувствует своей вины.
– Подставила? Да как у тебя язык не отсох это говорить? Я последние деньги спустила, чтобы твою пьяную задницу забрать. Меня какая-то гадина чуть с кулаком своим не познакомила. И это я фиговая? Отлично! Дверь за собой закрыть не забудь.
В данный момент мне было плевать, что мы сейчас переругаемся, Вика психанет и съедет. Плевать, что снова придется искать комнату, а перед этим в ломбард сходить, чтобы было чем все оплачивать. Ведь родителям мне совесть не позволит звонить, поэтому и придется с единственными золотыми сережками распрощаться. Плевать. Даже объяснить сложно, какие эмоции во мне бурлили в эту секунду.
– Тусь, остынь. Ну, извини меня. Знаешь же, что дурой бываю.
– Бываешь?
– Бываю, – сквозь зубы отвечает она. – Я не помню, что на тебя кто-то кидался.