Селфи на балконе

Снатёнкова Алёна

Достижение века.

А по мне, так бред полный.

– Тусь, смотри, какая лучше? – Вика пихает меня локтем и сует в нос свой телефон. – Вот здесь, правда, только половину лица моего видно, но зато свет отлично падает. А тут Даня в сторону смотрит, а меня почти не видно. Какую в инсту загрузить?

Я поднимаю на нее глаза, внимательно гляжу на экран, а потом молча, по инерции, протягиваю руку к своему старенькому смартфону и заношу номер Корнеева в черный список.

Фух.

Клянусь, мне дышать легче стало.

– Без понятия.

Откинулась на стуле

и попыталась вспомнить, когда Звягина успела фотосессию на улице устроить. Хотя этому великому блогеру с тысячей подписчиков много времени не нужно, чтобы селфи сделать. «Себяшечку», как Вика это называет. И чему тут удивляться? Звягина вряд ли упустила бы момент сделать кадр со своим «любимым».

Эх.

Жизнь теперь прожита не зря.

Такое фото легендарное. Потомки будут гордиться бабкой, а эти снимки на аукционах выставлять.

– Тогда обе выложу. Хештег: лучшее утро. Хештег: вместо тысячи слов. Хештег: счастлива.

– Хештег: подарите мне мозг. Вик, ну, стремно же. Ты не понимаешь, что это все позорно как-то?

– Позорно занудой быть. И на учебу с этой сумкой ходить, в которую два арбуза влезут. Вот это стремно. А обновить Инсту, чтобы собрать кучу лайков, – это нормально.

Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза. Картина называется «Вот и поговорили». Пожала плечами и отвернулась от Звягиной. Хочет бегать за кем-то – пускай! Может, ей нравится чувство унижения, а тут я со своим самоваром в ее Тулу лезу.

Промолчала, а когда звонок прозвенел, первая из аудитории вышла и не стала Вику ждать. Надо будет, сама догонит.

Я в очереди за пирожком стояла, когда соседка начала расталкивать в разные стороны голодных студентов, чтобы оказаться рядом со мной.

– Чего не подождала?

Молчу. В уме прикидываю, сколько у меня останется денег, если я булку с маком куплю. Слишком мало, чтобы дня три жить и не быть голодной. Это еще хорошо, что я сумки с провизией из дома привожу. Мама и картошку положит, и закрутку разную, и пельмешки, которые сама с любовью лепит. Звягина смеется постоянно, когда я Шварценеггера изображаю, поднимая в квартиру две хозяйственные сумки. Но как по-другому? Разве мама из дома выпустит ребенка, заранее не убедившись, что он будет сыт? Никогда. Она еще умудряется незаметно термос со щами запихнуть. Я ей каждый раз говорю, что сама могу приготовить, но она и слышать ничего не желает.

Вика поначалу смеется, но потом не отходит от холодильника, со скоростью света открывая очередную банку с вкусным вареньем.

– Тусь, обиделась, что ли? Да ладно тебе, из-за сумки обижаться. Вот обещаю, у родителей денег возьму и рюкзак тебе крутой куплю. Будешь самой модной ходить. И мне иногда одалживать.

– Не нужен мне рюкзак твой. И нормальная у меня сумка, поняла? Нормальная.

– Ты ее на том же рынке брала, где и ту ужасную пижаму?

– Ага. Скоро опять туда поеду. Язык твой длинный продавать. Его какие-нибудь ученые приобретут, чтобы яд с него сцеживать, а потом им крыс в подвалах травить.

Звягина, как обычно, мало обращает внимания на мои слова. Ей плевать. Главное, что она сказала то, что хотела.

А все, что говорится в ответ, мимо себя пропускает, ограждая таким образом свою ауру от тяжелой энергетики.

Пока мой пирожок пробивали на кассе, Вика успела весь поднос заставить тарелками. И супчик вермишелевый, и пюре с котлетой, даже три пончика прихватила, хотя обычно только один себе позволяет.

– Не ворчи. Ты, кстати, чего с пирожком одним? Худеешь, что ли? Тогда открою тебе секрет: овощи трескать надо или творог, а на мучном и грамма не скинешь.

Беру свой скромный обед, и мы идем к свободному столику, расположенному, как назло, возле входной двери. Терпеть не могу там сидеть. Каждый, кто заходит в столовую, сразу же бросает на него взгляд. Ты сидишь, ешь, а тебе весь институт в рот смотрит.

Ужас.

– Диета называется «Несколько дней без денег». Говорят, эффективная. За три дня минус пять килограммов.

Я не собиралась жаловаться Звягиной, что все деньги на поездку за ней потратила. Но и молчать об этом тоже не думала. Нам завтра за свет идти платить, пусть она знает, что ей одной придется скидываться.

– Так, Шведова, ты чего не сказала, что ты на мели? Держи котлету. – Соседка пододвигает ко мне тарелку с пюре и протягивает кусок хлеба. – Давай-давай. Мы подруги, в конце концов. Я тебе помогаю, ты мне. А так как последнее бывает в разы чаще, то это мой вклад в будущее.

– Не хочу я твою котлету. Мне и пирожка с картошкой хватит.

Я не настолько жалкая, чтобы за фарш, жаренный на масле, родину продавать.

– Ну, как хочешь. Я предлагала.

Я всегда считала себя доброй. Если видела голодного котенка на улице, шла в магазин и покупала пакетик с кормом. Когда замечала, что кто-то помощи просит, могла последнее отдать, и не было ни капли жалко. Только вот сейчас я себя почувствовала не доброй, а глупой. Использованной немного. Но…

– Привет, девчонки.

На соседний от меня стул с грохотом сел Суханов, расплескав сок Звягиной по ее подносу.

– Назар, чего тебе?

Как Вика сходит с ума по Корнееву, с такой же силой она ненавидит его лучшего друга. Была бы ее воля, она его отправила бы в глухую деревню, коровам копыта намывать.

Суханов показывает ей язык и смотрит на меня.

– Как дела у нашей супергерл?

Чего?

Он точно не наркоман?

Иногда так странно ведет себя.

Может проходить мимо толпы первокурсниц и на руки подхватить одну. Кружить, пока она визжать не начнет. А потом также резко отпустить и уйти, будто ничего и не делал.

Говорю же, подозрительный тип.

Но девчонкам и он нравится. Конечно, не так, как Корнеев, но все же.

– У кого? – Вика чуть супчиком не подавилась. Да я и сама черствый пирожок жевать перестала, кусок комом в горле встал. – Суханов, пить надо вечером, а не днем.

– Это твое личное кредо? – в своей манере отвечает ей парень и отбирает у нее сок, делая несколько больших глотков.

– Нет, это мой вклад в заботу о братьях наших меньших.

Мало у кого получится смутить Звягину. Ей на всех плевать.