Сельская учительница
Шрифт:
— Ты уже смотрела списки?
Валентина отрицательно качает головой.
— Трусиха. Идем. — Он берет ее, как маленькую, за руку и ведет к доске. — Читай от А до Я.
Валентина так громко смеется, что на нее обращают внимание.
— Приняли! Приняли! — кричит она, готовая расцеловать этого парня, точно от него зависел прием в институт.
— Значит, будем учиться вместе. Меня тоже приняли, — не без гордости сообщил парень. — Вот читай, я подчеркнул себя красным карандашом.
— Коротков Игорь Федорович, — читает Валентина.
— Так
— Нет, нет, не нужно, — отказывается она.
— Ты радуешься?
— Очень.
— А что положено, если на душе радость? — спрашивает Игорь и улыбается. У него красивые глаза — серые, стального блеска, с длинными ресницами, жестковатая темная шевелюра, чистое, еще по-юношески круглое лицо.
— Чего бы ты сейчас хотела? — интересуется он.
— Мороженого!
Игорь разочарованно кривится, но тут же, придав своему лицу выражение готовности исполнить все ее желания, говорит:
— Лады. Нас ждет ближайшее «Кафе-мороженое».
Как завидовала Валентина в детстве ребятам, которых папы и мамы угощали мороженым — ешь сколько угодно… Ее никто не угощал. Правда, иногда в детском доме тоже готовили мороженое в обед на третье, но порции на блюдцах были до обидного крохотные, добавку просить не смей: все ребята хотели мороженого, и всем оно нравилось.
Они сидят с Игорем за маленьким столиком, и едят мороженое из высоких металлических чашек. Можно заказывать еще и еще…
Потом они катаются на лодке, попеременно прыгают в воду.
— Ух, как ты здорово ныряешь, — восхищается Игорь.
В девять вечера уходит автобус Валентины. Игорь отговаривает ее — можно уехать завтра, а сегодня они пойдут в цирк или в летний театр послушать оперу. Валентине уезжать не хочется, ей хорошо с Игорем — он красноречив, начитан, хорошо знает город, умеет рассказывать о древней его старине. Она все-таки в тот вечер уезжает и всю дорогу думает об Игоре. Ей даже кажется, что два очень важных события в глубине души соперничают друг с другом: первое — она поступила в институт, второе — она познакомилась с хорошим парнем Игорем Коротковым.
Вот всплыла просторная студенческая аудитория, а в ней шумное комсомольское собрание. Обсуждается позорный поступок Виктора Марченко — тот уличен в спекуляции, его задержала милиция на «толчке», где торгуют всякой всячиной. Марченко жил на частной квартире, и предприимчивая хозяйка порой принуждала его торговать пуховыми оренбургскими платками. Игорь обвиняет. Он говорит горячо и взволнованно, громя спекулянтов вообще и Виктора Марченко в частности. Он считает, что таким, как Марченко, не место в комсомоле и даже в институте. Кем собирается стать Марченко? Учителем.
— Я повторяю, товарищи, у-чи-те-лем! — скандирует Игорь. — Учитель и спекуляция в любых ее проявлениях понятия несовместимые!
Валентина утвердительно кивает головой — правильно,
С места вскакивает Зина Солнышко.
— Коротков, а ты скажи нам, сколько получает твой папаша? — громко спрашивает она.
— Это не имеет значения, — отмахнулся Игорь.
— Нет, имеет значение! — кричит Зина. — Я не оправдываю Марченко, поступок его достоин самого сурового наказания. Но если выступают крикуны и фразеры, вроде Короткова, которым тепло и уютно живется за широкими многооплачиваемыми спинами папаш, мне противно их разглагольствование! Мне попутно хотелось бы спросить, почему Виктору Марченко до сих пор не могут предоставить место в общежитии, почему он вынужден платить втридорога за частную квартиру? Я предлагаю, во-первых, сделать Виктору серьезное предупреждение и, во-вторых, просить дирекцию института предоставить ему место в общежитии!
Игорь брезгливо морщится, а после собрания говорит Валентине:
— Вот тебе и комсомольцы. Оправдали спекулянта.
— Но у Марченко действительно трудные материальные условия, — возражает она.
— В таком случае пусть бросает институт и идет работать. Я, например, сомневаюсь, чтобы из него вышел хороший учитель.
Валентина подняла голову, кадры-воспоминания исчезли, потухли, будто оборвалась лента. В комнате было темно, жутко. За окном тоскливо посвистывал ветер.
— А каким учителем стал ты? — вслух спросила она.
Кто-то стучал в дверь. Валентина нехотя встала, зажгла свет, отворила, дверь, перед ней стоял Саша Голованов.
— Валентина Петровна, все в сборе, только вас нет. Или забыли, что у нас нынче заседание редколлегии?
— Нет, не забыла.
— Что случилось, Валентина Петровна? — забеспокоился он, подходя к ней.
— Ничего, ничего, Саша…
— Но вы, кажется, плакали?
— Саша, посоветуйте, как лучше добраться теперь до города.
— Поездом. А вам зачем в город?
— Понимаете, Саша, Игорь не вернулся с каникул.
— Сбежал-таки…
— Нет, Саша, видимо, нет, — неуверенно возразила Валентина. — Мне думается, его просто не отпустили родители, уговорили не ехать. Да, да, Саша, они виноваты, — как за соломинку, ухватилась она за эту догадку. — Я должна поехать, помочь ему. Понимаете, Саша, должна!
— Понимаю, — хмуро ответил он.
— Но это нужно сделать быстро, чтобы не пропустить много уроков. Я верну Игоря, вот увидите, Саша, верну!
Саша Голованов молчал. Он рассматривал корешки знакомых книг на этажерке и думал, думал… Ему хотелось подбежать к девушке, положить руки на ее плечи, заглянуть в черные глаза и сказать: да плюньте вы на этого Игоря. Удрал — и черт с ним, нам же с вами лучше… мне лучше…
— Как же все-таки сделать, чтобы поскорей обернуться? — спрашивала она.
— Подрезов посылает машину в город. Я попрошусь в рейс, отвезу вас туда и назад. Это быстрей и надежней всего.
— Спасибо, Саша… Идемте на заседание редколлегии. Постойте, а почему сегодня? Мы собираемся по субботам, — удивилась она.