Сельскохозяйственные истории [СИ]
Шрифт:
— То есть никогда…
Отлично. Дружественная обстановка сгущается. Мысленно я пообещала держать себя в руках, чтобы не быть высаженной на каком-нибудь перекрестке. Лучше уж промолчать лишний раз, чем потом брести по безлюдной дороге в кромешной темноте.
— Иногда полезно признавать свои слабости…порой даже необходимо. Но я вижу, для вас это представляет определенные проблемы.
— Могу поспорить, что для вас тоже.
Фабрикант искренне расхохотался:
— Да мужчины такими проблемами мучаются не
— Никто, по крайней мере, не берется их в этом упрекать.
— Ну, не скажите…, - он как-то сразу вдруг посерьезнел. — Из рассказа леди Алисии я понял, что вы купили семена мари. Не боитесь, что вас обманут?
— Я все проверила, — мне не удалось избежать хитрой улыбки, точно также как и удержаться от рассказа о проведенном эксперименте.
Выслушав историю, фабрикант снова расхохотался, распугав птиц в придорожных кустах. Образ холодного дельца рушился на глазах.
— Могу обрадовать вас только тем, что озимая марь действительно существует. Но вот растение, выращенное с помощью магии, будет отличаться от реального.
— Пусть так, но я сделала, что смогла.
— И при этом не побоялись доверить доставку брату?
Вот что мне сейчас делать: жаловаться на собственную мягкосердечность (в простонародье «глупость») или защищать брата?
— Готова поспорить — он справится.
— Что ж, идет, — фабрикант протянул мне руку.
Надо же было так оговориться! Может, вступить в движение «за точность формулировок»?
— Тогда в случае своего выигрыша, вы простите мне один центнер мари. Это будет гуманно.
— А что будет, если выиграете вы?
— Ничего. Я могу довольствоваться сознанием собственной победы.
— Женская логика…
— Бывает очень полезна, если знать, как ей пользоваться, — я думала, что таки умудрилась оставить последнее слово за собой, но не тут-то было. Как оказалось, язык у господина Клауса был подвешен не хуже, чем у доктора Мэверина. Ну конечно, нужно же ему как-то убалтывать своих заказчиков, партнеров и работников.
— К сожалению, у меня нет тех преимуществ пола, которые позволяют это делать.
— То есть вы признаете, что есть вещи, на которые мужчины не способны?
— Точно так же, как есть вещи, на которые не способны женщины, даже если не брать во внимание физиологию. Вы со мной согласны?
— Пожалуй, — пожала плечами я.
— Тогда объясните мне, почему вы с таким упорством беретесь за хозяйственные и экономические дела собственного поместья, если не разбираетесь ни в том, ни в другом?
Так вот куда он вел! А я-то думала, к чему все эти отвлеченные философствования. Что ж, у меня тоже в запасе имеется одна философская сказка, вполне годящаяся для ответного удара.
— Нам с братьями в детстве няня задавала один и тот же вопрос: если двое столкнулись на улице, кто из них должен извиниться?
— Наверно, тот,
— Большинство так и отвечают. Правда, был еще вариант Ивара: тот, кто ниже по положению. Но ни то, ни другое не было верно по мнению няни. Она всегда говорила, что это должен сделать тот, кто умнее. И в том случае если виноват, и если не виноват тоже: раз он умнее, то мог предвидеть и предотвратить столкновение.
— То есть вы считаете себя умнее окружающих и поэтому беретесь за поместье?
Я на секунду потеряла дар речи от такой интерпретации:
— Это было грубо.
— Но это то, что вы сказали.
— Я берусь за поместье, потому что могу что-то сделать — иначе потом буду чувствовать себя виноватой.
— Слушай, да назови ты его подлецом! — раздался вдруг незнакомый голос. — А ты, мужик, ее дурой! И любитесь себе на здоровье!
Нас обогнал безбожно бородатый человек, уступавший в волосяном покрове разве что своей лошади. Он встал поперек дороги и направил корявую дубину прямо в наши удивленные лица:
— Это ж как надо языками чесать, чтоб не заметить, чо вас грабють, а, голуби? Вылазьте из телеги!
Я оглянулась назад: еще двое таких же бородачей в шапках набекрень и подранных кафтанах перегородили обратную дорогу. Один держал в руке взведенный самострел — весомый аргумент к тому, чтобы подчиниться и спуститься на землю.
Фабрикант первый выпрыгнул из коляски, я вылезла следом. Можно, конечно, попробовать с криками убежать в лес, но вряд ли бобры и белки встанут на мою защиту, да и с ориентированием у меня как-то не очень.
— Не вздумайте ничего выкинуть, — прошептал господин Клаус, пока один из грабителей сунулся обшаривать коляску.
По его представлениям я что, должна была кинуться в атаку и в неравном бою забороть всех троих злодеев, переломав их дубины о колено и поймав зубами болт от самострела? Нет уж, у меня под юбками коленки трясутся, и единственная дерзость, на которую я сейчас способна — это не держаться за фабриканта, чтобы не упасть.
Бандит облазил коляску сверху донизу, но ничего, ценнее собачьего намордника, не обнаружил и сделал логичный вывод, что все самое ценное из нее уже вышло:
— А ну-ка, господа хорошие, выворачивайте карманы, выкладывайте денежки и драгоценности! — снова ткнул он в нас своей дубинкой.
Я не сопротивлялась: вывернула карманы и торжественно вручила грабителям пригоршню медяков — все, что осталось от моих карманных денег после покупки велосипеда. И так железное чудовище лишило меня новых шляп, перчаток и чулок, а теперь еще придется распрощаться с мелкими лакомствами на ближайшие месяцы. Бандиты явно не оценили весь драматизм ситуации, швырнув деньги мне под ноги, и потребовали снять сережки. Пожалуйста! Они из плохенького серебра и стоят едва ли не меньше той горсти медяков.