Сельва не любит чужих
Шрифт:
И Эжен-Виктор Харитонидис, и Александр Эдуардович отчетливо сознавали: новенький будет немедленно опознан сокамерниками. Со всеми вытекающими последствиями.
Так и случилось.
Каменного Шурика узнали мгновенно. И…
Но нет! Замри, перо! Сломайся, старенькая машинка!
Автор осаживает на скаку взмыленного Пегаса и гонит на время прочь расшалившуюся Музу. Автор не смеет описывать происходившее далее в общей яме, памятуя: среди читателей могут оказаться нежные дамы и чувствительные подростки!
Скажем одно: господину Штейману
Кому-нибудь иному, допустим, Игоряше Нещевротному, славящемуся нетрадиционной ориентацией и незаурядной выносливостью, изыски соседей по нарам скорее всего не показались бы неприятными.
А вот Александр Эдуардович, как ни странно, хирел.
Даже тюремщики, чьи каменные сердца давно поросли мохнатой шерстью, содрогались, заглядывая украдкой в общую яму. То, что видели они, не поддавалось людскому пониманию. Оно противоречило заветам Тха-Онгуа и целомудрию Сияющей Нгандвани…
Посему решение отсадить страдальца стражники приняли единогласно. А упрекни их кто-либо вышестоящий в злонамеренном человеколюбии, ответ был бы дан незамедлительно: разве простится служителям тюрьмы, если один из поднадзорных скончается прежде назначенного судом срока?!
О-о, здесь, в яме Канги Вайаки, господин Штейман снова почувствовал себя человеком. Чесальщик пяток, как гордо это звучит! И как милостив господин, не принуждающий раба своего ни к чему иному!
Впрочем, Ливень-в-Лицо и не собирался ни к чему принуждать чесальщика. Каждому свое, и негоже чешущему пятки делать то, для чего существуют наложницы…
– Пой, пой, Г'Хавно, – расслабленно пробурчал Сокрушающий Могучих, погружаясь в дрему, и Александр Эдуардович, не прерывая пения, ласково лизнул левую пятку повелителя зашершавевшим, много чему обучившимся за истекший месяц языком.
Им обоим – и владыке, и рабу – было сейчас хорошо.
Если бы еще не гнус…
С каждым днем все влажнее делался воздух, и вместе с сыростью пришли мельчайшие клещи, вгрызавшиеся под кожу. Плоть зудела и свербела, но М'буула М'Матади ни разу еще не унизился до стонов.
Он был стоек и терпелив. А кроме того, к нему все чаще являлся Некто, умеющий прогонять паразитов…
Некто был добр, но непонятен.
Он являлся неизвестно откуда и был похож на Голос, возникающий нежданно под сводами черепа. Голос тихо и невнятно бормотал, задавал вопросы и сам себе отвечал на них, а после его ухода тело наполнялось бодрой силой и злой готовностью выжить вопреки всему. Он был похож на тоненький писк комара, этот чудный Голос, звучащий словно бы издалека…
Но сегодня, стоило Канги Вайаке задремать, он зазвучал громко и отчетливо, словно говорящий стоял совсем рядом. И это было достойно удивления, как и то, что впервые вопросы, задаваемые Некто, были обращены к самому Ливню-в-Лицо.
– Зачем ты здесь? – спросил Голос, и не ответить ему было невозможно. – По нраву ли
– Нет, не по нраву, – шепотом отозвался Канги Вайака, но тотчас понял, что говорить вслух нет необходимости. – Я не хотел быть здесь. Но такова воля Тха-Онгуа, и Могучих, и самого Подпирающего Высь.
– Вот как? – Голос, похоже, удивился. – А почему ты покоряешься их воле?
Ответить на этот вопрос было совсем нетрудно.
– Потому что они сильны и воля их священна…
– Разве? – еще больше удивился Голос. – Ты ли говоришь это? Разве не ты отсекал головы тем, кого именуешь Могучими, и разве не тебе чешет пятки один из них?
Предки свидетели, это была правда! Раньше М'буула М'Матади не задумывался о таком, но стоило истине прозвучать, и она сделалась неоспоримой. Нет нужды бояться Могучих!
– Если же не они, то кто дал Муй Тотьяге право назваться Подпирающим Высь? Подумай и ответь: может ли подобный ему править и повелевать?
Странное дело: произнесенное Голосом вовсе не показалось Ливню-в-Лицо кощунством. Очень кстати вспомнился вдруг Муй Тотьяга Первый, только не нынешний, блистающий обилием орденов и позументов, а прежний. Тот, которого не раз бивал на состязаниях сверстников крепкий и рослый парень Вайака, не знающий в те дни, что станет Ливнем-в-Лицо.
Мощь властелина – в поддержке Могучих. Но если Могучие слабы, то чья же сила утверждает власть ничтожества?
Неужели… ничья?
– Хорошо, – ласково одобрил Голос. – Ты рассуждаешь верно. Но задумайся еще вот над чем: если лживая слабость торжествует над мужественной силой, кому это выгодно, а кому – нет?
Кому выгодно?
Доселе Канги Вайака не задавался такими вопросами. Все было ясно Левой Руке Подпирающего Высь, ибо все было указано свыше, и смысл бытия заключался в пище кхальфах. Но теперь, став М'буула М'Матади, он обязан был найти ответ…
Для чего нужен Муй Тотьяга Могучим?
Для того чтобы держать в узде людей нгандва.
Зачем нужны Могучим люди нгандва?
Чтобы торить тропу Железному Буйволу.
Почему ведут они Железного Буйвола в дикие горы?
Нет ответа. Но ясно одно: не на пользу людям нгандва.
– Верно! – теперь Голос был хмур и жёсток, как бич. – Не на пользу Нгандвани стараются пришельцы, и стонет под их ногами оскверненная Твердь. Равнина и горы устали терпеть. Они ждут избавителя, и если найдется такой, то по праву воссядет он на резной табурет. А теперь, – Голос смягчился, – подумай, Сокрушающий Могучих, крепко подумай и ответь: разве не понял ты еще, кто я и зачем пришел к тебе?