Семь чудес
Шрифт:
Никанор повернулся, чтобы уйти, но оглянулся через плечо; — Рим, это болезнь, — прошептал он.
По-видимому, это был своего рода пароль, ибо Анубион ответил, не задумываясь: — А Митридат, лекарство!
Затем они оба разошлись и направились в разные стороны.
Их последние слова эхом отдавались в моих ушах. Моя кровь похолодела.
Прежде чем я смог двинуться с места, несколько рабочих вошли в хранилище, и мне пришлось спрятаться. Как только рабочие двинулись дальше, я улизнул и поспешил мимо поста охраны, где охранника все еще отсутствовал. Я оглядел набережную, но Никанора нигде
Он сказал, что идет встретится с кем-то из библиотеки. Я направился в том направлении, подумав, что смогу снова его заметить, но дошел до входа в библиотеку, так его и не увидев.
Моя голова шла кругом, когда я брел по улице. Что бы Антипатр подумал о моей истории? Поверит ли он мне или посмеется над мыслью, что я видел убийцу из Олимпии столько месяцев спустя и за столько сотен миль оттуда? А как насчет фантастических представлений этого человека о Фаросе и магической силе его зеркал? Анубион отказался что-либо рассказывать, но, по его собственному признанию, он был мастером обмана и секретности. Пространство между двумя зданиями внезапно открыло мне вид на Фарос, и я почувствовал дрожь, задавшись вопросом, наблюдает ли за мной немигающий глаз его маяка.
Блуждая бесцельно, на полпути между библиотекой и домом Исидора, я миновал таверну. В такой теплый день все двери и ставни были открыты. Я случайно заглянул внутрь и в дальнем темном углу увидел Исидора. Он сидел лицом к улице, внимательно слушая человека, сидевшего ко мне спиной. Мне так не терпелось поговорить с кем-нибудь о том, что я видел и слышал, что я чуть не вошел в таверну, чтобы присоединиться к ним. Затем человек сидевший с Исидором немного повернул голову в сторону.
Это был Никанор.
* * *
В тот вечер за ужином Антипатр спросил, не заболел ли я. Я сказал ему, что со мной все в порядке.
— Тогда перестань ерзать. Можно подумать, что ты сидишь на игле. И ты почти не поел гранатового салата. Ты никогда не терял аппетит, Гордиан.
Я пожал плечами.
— Ты даже не попробовал превосходного вина, которым сегодня угостил нас Исидор. Он привез его аж с Хиоса.
Я снова пожал плечами. Я намеренно избегал вина. Я хотел сохранить самообладание.
— Оставь юношу в покое, друг мой Зотик, — произнес Исидор. То что он назвал моего учителя вымышленным именем заставило меня заскрежетать зубами. — Нам больше достанется.
Они оба рассмеялись и чокнулись серебряными кубками.
Я извинился и направился в свою комнату.
— Приятных снов, Гордиан, — крикнул мне вслед Антипатр. — Утром у меня для тебя должен быть сюрприз.
Когда я вошел в свою комнату, я услышал шепот Исидора: — Как ты думаешь, он заболел?
— Томится от любви, скорее всего. Должно быть, какая-нибудь красавица привлекла его внимание и испортила аппетит. Ах, как хорошо снова бы побывать в его возрасте. Мне вспомнился стих …
Вместо того, чтобы слушать декламацию его стихов, я закрыл дверь, упал в постель и накрыл голову подушками. Прошло некоторое время. В голове образовалась тупая, ноющая пустота. Я отбросил подушки в сторону, вернулся к двери и тихо приоткрыл ее. Антипатр и Исидор все еще разговаривали, так тихо,
— Никанор стал обузой, — сказал Антипатр. — Я же рассказал тебе, что он сделал в Олимпии, убив этого жалкого циника. Я знал беднягу Симмия, когда мы были мальчишками в Сидоне, но мы не виделись пятьдесят лет, и он наверняка был агентом Рима не больше, чем я! Но Никанор посчитал, что Симмий узнал нас и разоблачит, поэтому по собственной инициативе он и убил Симмия, не задумываясь о том, что может произойти, если его поймают и выяснится его связь с Митридатом. Меня могли разоблачить вместе с ним, положив конец моей полезной деятельности, хотя я едва начал. Никанор всегда был безрассудным. Теперь ему повсюду мерещатся шпионы и лазутчики. Я думаю, он сошел с ума.
У меня на загривке волосы встали дыбом. Сомнений быть не могло: Антипатр был агентом Митридата. У меня не было времени подумать, потому что заговорил Исидор, и я должен был подслушать.
— Ты можешь сомневаться в суждениях Никанора, но не в его лояльности, — говорил он. — Никто не приносил таких жертв, не преодолевал огромных расстояний и не шел на подобный риск ради общего дела, больше чем Никанор — даже ты, Антипатр.
— Ты не слушаешь меня, Исидор. Я сомневаюсь не в его суждениях, а в его здравомыслии. Он говорит такие вещи, которые не имеют смысла. Что он сказал тебе сегодня о Фаросе? Что-то насчет использования зеркал, чтобы заглянуть в царский дворец и прочитать мысли царя Птолемея?
— У него действительно странные представления…
— Он сумасшедший, Исидор. Он всегда был немного сумасшедшим, но теперь он стал еще больше — до такой степени, что представляет опасность для всех нас.
Исидор вздохнул: — К сожалению, он мой единственный надежный посредник для связи с Анубионом на Фаросе. Ты сам сказал, в тот же день, когда прибыл сюда, что создание системы сигналов с использованием Фароса должно быть нашим наивысшим приоритетом. Когда между Римом и Митридатом разразится война, что, если римляне вторгнутся в Египет? Наша способность общаться тайно будет жизненно необходима.
— Римляне никогда не займут Александрию, — сказал Антипатр.
— Возможно нет. Но даже если Египет останется в стороне от войны, Александрия будет кишеть шпионами. Римляне - дети, когда дело доходит до секретных операций. Митридат - мастер в таких вещах, и это может быть его самым большим преимуществом. Наша способность использовать Фарос для тайного общения может повлиять на победу или поражение.
— Не будем увлекаться, старый друг, — ты начинаешь говорить так же грандиозно, как Никанор.
Исидор тихо рассмеялся: — Всю свою жизнь я был не более чем писакой в клетке Муз. Должен признаться, мысль о том, что я могу еще что-то сделать, чтобы изменить мир, немного опьяняет.
— Скорее, как это прекрасное вино. Не допить ли нам его?
— Нет, я уже слишком много выпил. Я иду спать. У нас впереди напряженный день. Ты по-прежнему настроен взять с собой Гордиана?
— Если он узнает, что я был на Фаросе без него, я затрудняюсь объяснить, почему не взял его с собой. Не волнуйся, я прослежу, чтобы он не путался под ногами, пока ты будешь совещаться с Анубионом. Гордиан молод и его легко отвлечь.