Семь цветов радуги
Шрифт:
Вадим чувствовал, что из окон смотрят на него девушки.
Между толстыми колючими листьями столетника или почти прозрачными, бледными стеблями «Ваньки-мокрого» на мгновение нет-нет, да и блеснут смеющиеся девичьи глаза.
Твердой, размеренной походкой шел Вадим. В этом он хотел подражать Бабкину. Трудно научиться шагать медленно. Это совсем не в характере Багрецова.
Может быть, при первом официальном визите к секретарю комсомольской организации не следовало бы казаться франтом, но городской гость не сумел отказать себе в удовольствии
Встретившаяся ему босоногая девочка в ярко-красном платьице поздоровалась с ним и тут же, смешно сморщив носик, чихнула. «Наверное, от моего одеколона», — подумал Вадим, сожалея о том, что сделал. Вечно он выдумает какую-нибудь глупость!..
В конце улицы отстраивались новые дома. «Проезд закрыт», — прочитал Багрецов на фанерной дощечке. Повсюду возвышались груды белого и красного кирпича, лежали струганые или еще не ободранные от коры бревна.
Вадим свернул в узкий переулок и в изумлении остановился.
Как будто бы на массовом кроссе, рядами и друг за другом скользили велосипеды.
Пришлось прижаться к плетню.
Блестели спицы на солнце, сверкали голубоватым хромом и никелем причудливо изогнутые рули.
Первым ехал седой бородач. У него на багажнике привязана плетеная ажурная корзинка. В ней были видны красноглазые кролики.
Бородача со смехом догоняла маленькая девчушка в желтом коротком платьице; она еле доставала до педалей и поэтому переваливалась с боку на бок, как утенок. А дальше ехали девушки-модницы. Шелковые платья, цветные косынки. Щегольские туфельки закреплены на багажниках. (В туфлях на высоких каблуках неудобно вертеть педали, лучше — в тапочках.)
Москвич вскоре убедился, что никакого соревнования сегодня не было. Обычное уличное движение в Девичьей поляне. Проезд по Комсомольской закрыт приходится трястись переулками.
Совсем близко проскальзывали девушки мимо прижавшегося к забору гостя. Они, видимо, спешили на какой-нибудь праздник в соседний колхоз.
Проводив глазами последнюю велосипедистку, Багрецов хотел было уже продолжать свой путь, но неожиданно увидел идущего ему навстречу франтоватого парня, такого же, как сам Вадим, высокого худощавого и темноволосого. В руках он держал светлую шляпу. Его костюм, и ботинки, и даже галстук — все было почти таким же, как и у москвича. Только лицо незнакомца в отличие от бледнолицего Вадима было покрыто темным загаром, и брови выгорели на солнце.
«Это, наверное, и есть инженер-экспериментатор из города», — подумал Багрецов, вспомнив вчерашние чудеса у холма.
— Здравствуйте, — сказал «двойник», протягивая руку москвичу, когда поравнялся с ним. — Я о вас уже слышал. Будем знакомы — Кузьма Тетеркин, механик тракторной бригады.
Вадим назвал себя. Он понял, что ошибся. «На самом деле, почему я решил, будто этот хорошо одетый человек должен быть обязательно городским? Старое представление о деревне, дорогой Вадим Сергеевич», — с досадой подумал он
— Гуляете?.. — вежливо осведомился механик. — Наверное, любопытно посмотреть, как живут наши колхозники?
— Очень интересно, товарищ Тетеркин. Особенно непривычному человеку, сказал Вадим, придирчиво рассматривая костюм механика. — Ведь я впервые в колхозе…
— Вам не повезло, — недовольно заметил Кузьма. Глаза у него были твердые, стальные. Зрачки блестели, словно шарики от подшипника. — Разве такие бывают настоящие колхозы? — продолжал он. — Разве такая должна быть здесь техника? Приезжему человеку глянуть не на что!
— А вы что? Не здешний?
— Вырос здесь, — неохотно ответил Тетеркин. — Вот и маюсь с малых лет. Одна отрада была, как в районе учился на механика. Теперь от МТС, в основном, тут работаю вроде бригадира — начальником трех тракторов, — он криво усмехнулся.
— Что ж, это дело немалое, — сочувственно заметил Багрецов.
— Конечно! Если посмотреть со стороны, то оно и действительно так, а если рассудить, то разве так можно жить? Здесь, в колхозах, разве механизация?.. Глаза б мои не глядели… Может, у вас какие новые книжки есть по механике?
– несколько помедлив, спросил Тетеркин.
— Извините, мы ничего с собой не взяли, кроме описания автоматической радиометеостанции.
— Любопытно поглядеть, — сдержанно сказал Кузьма. — Давно интересуюсь.
— Вот как! Вам, что же, приходилось иметь дело с автоматикой?
— Бывало, — загадочно ответил Тетеркин и тут же, словно спохватившись, быстро приподнял шляпу. — Прощайте пока, — сказал он, оставив московского техника в недоумении.
— Одну минутку! — Вадим кинулся за Тетеркиным. — Где здесь живет Шульгина?
— Ольга? — хмуро спросил механик, останавливаясь.
Вадим кивнул головой. Тетеркин посмотрел на него с какой-то непонятной подозрительностью, отчего технику стало неловко.
— Налево… потом направо. Увидите сразу Ольгин дом. В Москве таких нет, пробурчал механик и быстро зашагал прочь.
Москвич вышел из переулка. Перед ним открылась широкая улица с новыми домами. Вадим с любопытством осматривал их. Они радовали глаз золотом свежевыструганного дерева, узорными наличниками на окнах, пестрыми черепичными крышами.
На скамейках перед домами и на ступеньках застекленных террас отдыхали люди. Ребятишки всех возрастов высыпали на улицу. Некоторые из них, посмелее, забегали вперед и вежливо здоровались с гостем, рассматривая его с ног до головы. «Кто это приехал к ним? Зачем? Может быть, сегодня будет кино?» Видимо, этого городского человека они принимали за нового киномеханика.
Все жило на этой улице своей особой, неизвестной Вадиму жизнью.
Вот крохотная девочка свесила босые ножки с высокой лавочки и, наклонив голову, деловито перебирала струны гитары. Гитара была куда больше, чем исполнительница. Возле девочки молча стояли ребятишки и завистливо глядели на нее.