Семь цветов страсти
Шрифт:
— Не видел ничего подобного, честно, Заза. Эта пленка дорогого стоит. Как и вся эта история! — Он зашептал: — Нам чертовски, сатанински повезло… Мы сидим на золотой бочке! «Башне» нужен мощный финал. Апофеоз! Великая любовь будет убита гаденьким, мерзким. Бессмертное — смертным. Нам нужен контраст — победа земного над небесным, грязи над святостью. С хрустом костей и размазанным по старинному булыжнику мозгом. Нужны современные Ромео и Джульетта, сыгранные гениальными актерами до конца. Гиперреализм на широком экране. Украденное у судьбы Таинство — таинство смерти — на глазах миллионов зрителей… Дикси — красавица и хорошая
— Мне больше по вкусу прижизненная, — пробурчал Шеф, задумавшись над манифестом Хогана. — А ты не перегибаешь палку, Руффо?
— Ничуть! Наша задача — прорыв в неведомое. Деликатность и трусость неуместны. Удача сама идет нам в руки. Микки — гениальный партнер Д. Д. Он одержим любовью и уже давно облюбовал эту башню! Нам необходимы два трупа. Два — слившиеся в последнем объятии! — Глаза Хогана фанатично сверкали.
— Ты сбрендил, Хоган. Садист и маньяк. — Заза не скрывал опасливого отвращения, граничащего с восторгом. — Хотя во многом прав… Мне и самому не терпелось, чтобы эта пара вспорхнула в звездное небо… Кружева, флердоранжи, скрипка — полет над лунным садом… А потом — бац! — Заза вздрогнул, представив хруст костей, и призадумался. — Но ты утопист, Руффо. Как нам удастся загнать на эшафот этих счастливчиков? Они сейчас так сильны… Даже если пытать их каленым железом…
— Существует куда более действенный способ, чем железо и дыба. Пытка недоверием, — улыбнулся Руффо. — Надеюсь, вы поняли, друзья, что на сей раз просчетов быть не должно — ювелирная точность, как в цирковом номере. Дубль второй — и последний…
— Кто же будет это снимать? — поинтересовался вдохновленный идеей финала Квентин.
— Какая разница! Для оператора концовка должна стать полной неожиданностью. Как, впрочем, по официальной версии, и для всех нас. Мы хотели уберечь музыканта, но не смогли… Увы, шлюшка Девизо потащила его за собой, — изобразил скорбную гримасу Хоган.
— А может, нам стоит использовать Сола? Он тщеславен и глуп, к тому же неравнодушен к красотке, а значит, легкая добыча. Мягкая глина — лепи, что хочешь!
— Хорошая идея, Шеф! — оживился Руффо. — Надо сделать так, чтобы в Вальдбрунн вместе со мной явился Барсак. Нет, разумеется, не как единомышленник и помощник. Сол ненавидит меня и не поверит мне ни на йоту… Но мы сделаем из него отличную подсадную утку для доверчивых любовников. А затем — насквозь погрязшего в грехах козла отпущения. Для тех, кто вздумает затеять следствие.
— Хорошо, я вызову Сола, постараюсь примириться и командирую в замок.
— Никаких приглашений! Ты что, Заза?! Пусть рвется к тебе сам и умоляет доверить ему переговоры с нашими героями.
— Сол не поверит, что Дикси — стерва.
— Для него ты выдашь другую версию, Заза, сделав исчадьем ада господина Артемьева. Пусть Сол катится в поместье разбираться и запутает голубков еще больше. А уж там я сработаю не хуже Шекспира! Гора трупов и скорбный голос мудреца: «Нет повести печальнее на свете…»
Руффо захохотал мелко и дробно, как от щекотки.
Соломону уже второй раз звонили коллеги из Лаборатории, конфиденциально сообщая, что в Вальдбрунн командированы Хоган и «группа слежения». Барсак сообразил,
Преувеличенное недомогание Сола было предлогом отстраниться от «дела». Он не обманул Дикси, передав Шефу ее ультиматум и присовокупив к нему свой: если за «объектом» не прекратится наблюдение, он выходит из игры. Барсака заверили, что красотку оставили в покое, и посоветовали отдохнуть. Все это устроилось так просто, что сомневаться в обмане не приходилось. «Даже не постарались убедить меня в своей лжи, стервецы, — скрежетал зубами Сол в ответ на пожелание подлечить нервы. — Сделали из меня соучастника, чтобы при случае посадить в дерьмо. А уж случай, видать, будет не из простых».
В сентябре Соломону позвонила из Парижа некая мадам Женевьев. Соседка мадемуазель Девизо сообщила, что «милая девочка» отправилась путешествовать, оставив для господина Барсака толстый конверт, и настоятельно просила передать его лично в руки адресата.
— Дикси подчеркнула: «при любой ситуации», — заговорщическим шепотом предупредила старушка, подозревая, что является посредницей в какой-то романтической истории.
Соломон как раз был прикован к постели приступом затяжной пневмонии и попросил переслать ему пакет в Рим.
Поколебавшись, мадам Женевьев выполнила просьбу. И Сол углубился в занимательное чтение «Записок мадемуазель Д.Д.» с весьма нелицеприятными отзывами в свой адрес. Дойдя до последних страниц, больной вскочил, ринулся в ванную, наспех побрился, затем, не раздумывая, облачился в свою походную джинсовую пару и громко выругался. Какого черта пороть горячку, когда есть телефон!
Дворецкий передал трубку хозяину, и Сол впервые услышал четко и вполне легально голос, который не раз воровски подслушивал.
— Я знаю о вас от Дикси, мсье. Что? Нет-нет, она чувствует себя прекрасно… Действительно, были кое-какие трудности, но недоразумение уладилось… Мы очень счастливы, Соломон, и собираемся вскоре пожениться.
— Дикси… Дикси так много хорошего говорила о вас… Я убежден, вы получите лучшую жену на свете, господин Артемьев… Только… — Сол замялся, не представляя, каким образом может предупредить Майкла об опасности. Да и стоило ли пугать Дикси? Возможно, он слишком зол на Шефа и придумывает несуществующие беды? — Прошу вас об одной любезности, маэстро… Ведь вы планируете сыграть свадьбу весной? Постарайтесь не затягивать, весна-то здесь очень ранняя… Я бы смог запечатлеть торжество на пленку.
— Какой ориентир для бракосочетания по европейскому календарю предлагаете вы, Соломон?
— К чертям календарь! Смотрите в окно, дружище, и подарите ей свое сердце, как только расцветут крокусы…
В последнее время сильнее, чем когда-либо, Соломон Барсак чувствовал себя иудеем. Какая-то подспудная древняя мудрость, таящаяся в его крови, пробивалась к разуму, но застревала на полпути, переполняя сердце. Сердце подсказывало ему, что надо доверять знакам, намекам судьбы — цветущим на тетради Дикси веселым первоцветам. И надо быть хитрым и осторожным во всем, что касается «фирмы». Если в замок отправляется Руффино — значит, близится финал. Зная «творческие установки» Шефа, Соломон предполагал, как далеко он может пойти в «реабилитации вечных ценностей», и потому попросил аудиенции.