Семь цветов страсти
Шрифт:
— Я нанесла тебе крупный моральный ущерб, Эжен, меня бы следовало оштрафовать. Ты умеешь быть хорошим мужем, и я надеюсь, что кто-нибудь сумеет оценить это лучше меня. — Дикси старалась не смотреть на Эжена, боясь приступа жалости. Он всегда так горячо молил ее не уходить, что она не выдерживала. Сердце могло дрогнуть и на этот раз. Отправляясь на деловую встречу с ним, Дикси в глубине души предполагала возможность перемирия. И в порыве благородства решила преподнести супругу последний дар — чувство мужской уверенности в себе.
— Я часто бывала несправедлива к тебе, Эжен, поверь, у нас бывали незабываемые часы, —
Подбодренный лестью, Эжен должен был пасть на колени, моля жену не разрушать их будущее. Возможно, она дала бы себя уговорить. Но он насупился и скрипнул зубами.
— Достаточно лжи, Дикси. Я хорошо знаю, чего стою в постели. Сьюзен щадила меня меньше, чем ты… Да у меня и не было иллюзий… Просто я всегда думал, что существует нечто более важное между супругами. Более ценное, что ли. Видимо, я ошибался.
Окончательно запутавшаяся Дикси молчала. Только через несколько дней, став вновь мадемуазель Девизо, она поняла, что в их жизни со Скофилдом не хватало и того, другого, что должно заменить плотскую близость, — близости душевной. Он был неинтересен ей — добропорядочный бюргер, способный бизнесмен, пресный бесталанный зануда…
— Возможно, Эжен как директор банка достоин восхищения, но я не способна оценить этого, как если бы кто-нибудь читал мне стихи на китайском языке… Нет, финансистов в моей жизни больше не будет, — заявила она Лолле.
— Угу… — недовольно фыркнула мулатка, — уж, конечно, твои голодранцы актеры лучше!
— Зачем же голодранцы? Мы будем общаться исключительно со знаменитостями. — Дикси завалилась на диван, пододвинув поближе стопку журналов. — Сейчас посмотрим, кто из наших друзей хватает звезды с неба.
…Устроенная вскоре Дикси грандиозная вечеринка должна была знаменовать ее возвращение к былому образу жизни. Кроме того, почти каждый из приглашенных мог стать полезным в деле восстановления актерской карьеры Дикси. И каждому из них, отведя в кабинет деда, она говорила примерно одно: «Я знаю, ты всегда относился ко мне по-дружески и не откажешь в услуге: вспомни о мадемуазель Девизо, если появится что-нибудь интересное. У меня в этом браке, кажется, крылья от святости выросли. Хочется шума, суеты, работы. Я теперь дама обеспеченная, но не хочу губить живущую во мне актрису».
Друзья обещали помочь, давая понять, что близость с Дикси является достаточным стимулом к проявлению бескорыстной заботы. Она потратила уйму времени и накопившейся бурной энергии на трех-четырех мужчин, устраивающих просмотры, нужные знакомства, маленькие роли. Но дальше заурядных постельных связей и незначительных работ в кино дело не шло. О Дикси Девизо и «Береге мечты», по-прежнему остававшемся ее главным козырем, успели забыть. На авансцену популярности выбились новые звездочки — юные создания, полные сил и задора. А Дикси стукнуло тридцать два. Сознание последней возможности наверстать упущенное и заполучить серьезную, cпособную прославить роль держало ее в состоянии постоянного напряжения, граничащего с истерикой. А неспособность влюбиться или хотя бы сильно увлечься кем-нибудь окрашивала жизнь в тоскливые осенние тона.
…Она ждала своего кавалера у маленького ресторанчика в Риме, где компания киношников праздновала завершение съемок глупенькой кинокомедии. Прощаясь,
— Вот не ожидал! — схватил ее под руку выскочивший из резко затормозившей машины парень. — Ты что, не узнаешь? Глазищи круглые, словно пятицентовик проглотила.
— Чакки?! Не может быть! — Дикси опасливо, cловно прикасаясь к привидению, тронула рукав его кожаной куртки.
— Что ты тут делаешь? — Чак весело стиснул ее плечи и хорошенько встряхнул.
— Отмечали завершение съемок. Жду своего дружка, застрявшего в туалете.
— Да пошел он к черту! Мы же сто лет не виделись. Я забираю тебя, крошка. — Чак потащил плохо соображающую Дикси к своему пижонскому автомобилю и, усадив ее, развернулся к подоспевшему кавалеру. — Вали отсюда, малый, не омрачай дружескую встречу.
А когда итальянец, узнавший знаменитость, широко заулыбался, Чак пожал его протянутую руку.
— Чао, дружище.
Роскошный номер Чака благоухал цветами.
— Завалили букетами, — небрежно заметил он. — Вчера представляли макаронникам нашу новую ленту. Полный обвал! — Чак поставил на инкрустированный слоновой костью столик бутылки. — Что прикажешь налить, козочка?
— Ничего. — Дикси в смятении думала, как непохожа эта встреча на их первое свидание в дешевом отеле, и о том, что никогда уже не вернуть ту жадную страсть капрала Чакки!
— Мне тоже, пожалуй, на сегодня достаточно. Чаку Куину не грозит участь алкоголика, детка. Уж больно ему по душе другие штучки. — Он вплотную приблизился к Дикси, и по сумасшедшему огоньку в темных глазах она поняла, что ошиблась: преуспевающий плейбой, отвоевавший право быть в первых рядах везунчиков, остался прежним балдеющим от Дикси Девизо пареньком из Миннесоты.
— Послушай, Чакки, тогда в Париже… я думала, мы расстались навсегда… Твои розы так и лежали на моем столе, как на могиле… — отстранилась Дикси, не веря в возвращение чувств Чака.
— Фу, девочка, ну что за белиберда: «навсегда», «могила»! Ты что, в мелодраме снималась? — Он деловито расстегивал ее блузку. — У меня совсем другой расклад: я голоден — следовательно, ем, у меня стоит — значит, я занимаюсь любовью… А ты сегодня такая офигенная, что пропустить невозможно.
Они провели бурную ночь, словно наверстывая упущенные годы и стараясь доказать друг другу, что ничего не растратили, а только приобрели. Да, он стал изощренным в сексе, не утратив прежнего неудержимого напора. Дикси блаженствовала, смакуя радость нежданного подарка судьбы и думая о том, что жизнь не так уж плоха, как казалось несколько часов назад.