Семь цветов страсти
Шрифт:
— Разумеется, платье мало, — категорически отрезала Маргарет. — И, на мой взгляд, чересчур кричаще. Ведь Дикси гимназистка, а не… а не горничная. Этот бьющий в глаза цвет, обнаженные руки… Не знаю, как в Париже, но, по-моему, появляться в таком виде перед сверстниками просто недопустимо! У тебя даже колени не закрыты, Дикси!
— Маргарет (Дикси называла бабушек по именам), это любимый цвет Сезанна! А расклешенная юбка — сплошное очарование, в ней так и хочется танцевать… Тем более мои колени все уже видели. И даже выше. — Дикси воинственно задрала подбородок. — Сейчас одна тысяча девятьсот семьдесят шестой год! Весь мир уже давно носит мини, а на спортивных
— Дикси! — Маргарет гордо поднялась. — Ты забываешь, с кем говоришь и к какому кругу относишься. Возмутительное нежелание уважать себя и свое достоинство… Я позову Эрика — он умеет напомнить членам своего семейства правила приличия и принятого в обществе тона.
— Тогда уж сообщи отцу, Маргарет, что в мире — сексуальная революция! И не где-нибудь в трущобах или у коммунистов, а в нашем что ни на есть аристократическом обществе! — Дикси дерзко повернулась на каблучке и плюхнулась в кресло так, что вспорхнул шелковый клешеный подол. Маргарет увидела крошечные кружевные трусики и застонала:
— Бог мой! Бедный, бедный Эрик!
…К этому времени Эрик почти смирился со своим поражением. Избрав имя дочери, он воспроизвел латинскую фразу, cкладывающуюся из созвучия с фамилией: Dixi de visu, что означало «высказался в качестве очевидца». Латынь и многозначительность считались слабостью Эрика. Девочке, получившей такое имя, надлежало проявлять серьезность, ответственность и сдержанность. Но Дикси была возмутительно легкомысленной и беззаботной. Вместо скромной, преданно заглядывающей отцу в глаза девочки в доме росла хорошенькая вертихвостка, всеми силами избегающая отцовских наставлений и, кажется, даже подсмеивающаяся над ним.
А сколько страданий приносили Эрику дружки Дикси, в каждом из которых ревнивый отец видел соблазнителя. Шестилетнюю девочку катал на велосипедной раме какой-то верзила гимназист. И это в парке, в присутствии матери! Ученица младших классов Дикси Девизо изображала в школьном спектакле Голубую бабочку, вокруг которой вился рой мотыльков, а к двенадцатилетней Дикси стал ходить учитель музыки, позволивший себе совершенно дикую выходку.
Эрику нравились бренчание рояля в музыкальной комнате и похвалы почтенного сорокалетнего преподавателя в адрес его дочери. Но однажды он застал их за разучиванием этюда Шуберта. Рука господина Грейса лежала на колене ученицы, показывая, в каком месте следует нажимать на педаль. Это он так объяснял свое поведение взбешенному отцу, но Эрик прекрасно помнил, что его учитель никогда не прибегал к подобным методам. Грейс был уволен. Еще бы! Ведь господину Девизо уже был знаком скандальный роман «Лолита».
Подозрительность и недоверие, обостренные психологической несовместимостью, стали основными чувствами в отношении Эрика к дочери. Избегая скандалов, Патриция почти во всем соглашалась с мужем. Но он знал, что жена тайно потворствует Дикси, пытаясь реализовать в дочери свои неосуществившиеся мечты.
Со сценой Патриция послушно рассталась. Она была отличной хозяйкой большого, очень солидного во всех отношениях дома, спутницей жизни Эрика Девизо, возглавившего наконец в сорок лет могучую банковскую организацию, к власти над которой он упорно шел почти полтора десятилетия. Но после рождения дочери, по существу, завершилась супружеская жизнь Пат. Эрик стал редким гостем в ее спальне и в конце концов окончательно забыл дорогу к ней.
Невозможно было представить, что сдержанный,
По мере того как мужское начало — начало самца и производителя — покидало Эрика под натиском жестких принципов, различные оттенки эротики, проявлявшиеся в окружающей жизни, раздражали его больше и больше. Так действует табачный дым на человека, в муках бросившего курить. Эрика чуть ли не выворачивало наизнанку от одного душка сексуального распутства, который болезненно обострившийся нюх добропорядочного пуританина то и дело улавливал в поведении дочери.
Он спешно покинул комнату, когда некая госпожа Матильда Вернер пришла к ним с извинениями за поступок своего безумного сына Купа. По словам дамы, великовозрастный дебил просто упал ниц перед Дикси, приняв ее за святую. Но Эрик понял — зверь, дремлющий в сумасшедшем, стремился к совокуплению. Тридцатипятилетний самец со слюнявым ртом, прогуливающийся под присмотром немощной санитарки, чуть не изнасиловал его дочь прямо на улице! Рвотный спазм подступал к горлу от этой картины, и отец семейства покинул гостиную, даже не раскланявшись с визитершей.
Когда, окончив школу, Дикси заявила, что намерена поступить в училище искусств, в доме разразился невероятный скандал. На подкрепление сыну в Женеву срочно прибыла Маргарет. Из Парижа якобы проездом заехала Сесиль.
Почтенное собрание, разделившееся на два лагеря, вначале пристально рассматривало семнадцатилетнюю девушку, с пристрастием выпытывая ее творческие планы. После чего предмет спора был удален, и развернулась настоящая баталия.
Женщины изощрялись в изысканных взаимных оскорблениях, скрытых под язвительной иронией. Эрик молчал. Он переживал одну из самых тяжких минут своего отцовства, чувствуя, что настал момент публично признать свое бессилие. Когда все затихли, предоставив главе семьи слово, он нерешительно погладил заметно облысевшее темя и пожал плечами.
— Собственно… Собственно… — Эрик уже хотел сказать: «Мне все равно, кем станет ваша девчонка», — но неожиданно для себя прошептал: — Если моя дочь пойдет на сцену, меня здесь не будет.
Никто не понял, что он, в сущности, имел в виду, но все почему-то испугались. Никому из женщин не доводилось видеть Эрика в таком подавленном состоянии.
— Детка, боюсь беды, — сказала Сесиль дочери, как только Маргарет вслед за сыном покинула комнату. — Послушайте Эрика… Ты же знаешь, я не сторонница нравов Девизо. Но не стоит ломать жизнь всем.
Патриция тоже почувствовала в словах мужа нешуточную угрозу, смутность которой пугала больше, чем обычный террор. В результате Дикси стала студенткой экономического отделения университета. Но «сосланная в ученую тюрьму» печалилась совсем недолго. Злой рок преследовал Эрика. На этот раз он явился в аудиторию университета, где за стопкой учебников сидела Дикси, в обществе веселого толстяка — помощника режиссера, снимающего какой-то молодежный фильм. Тедди, представленный Дикси ее сокурсником, уже несколько раз подрабатывавшим в массовках, сыпал шутками и откровенно разглядывал девушку беспокойными глазками. Вместе с ним Дикси явилась в съемочный павильон киностудии, где сразу же увидела Курта Санси — режиссера будущего шедевра. Курт сидел на опрокинутой металлической бочке в стороне от общей суеты. На его коленях лежала растрепанная папка бумаг — очевидно, сценарий. Одной рукой он листал страницы, другой, пристроив пластиковую тарелочку с недоеденным сандвичем возле своего башмака, задумчиво почесывал нос.