Семь корон зверя
Шрифт:
– Что будем с ней делать? – Миша и сам знал что, обратился скорее для протокола и из соображений субординации. Оттого, что порядок поддерживал и искренне почитал, как и свое место в нем. И скорее отгрыз бы себе руку, чем оскорбил любимого хозяина неуважением.
– В подвал, – коротко было брошено распоряжение, и Миша с ребятами приступили к отработанной до мелочей процедуре упаковки и переноса в трансформаторную их следующего, в настоящий момент орущего от ужаса, «обеда».
Найти и наказать чумных налетчиков теперь было лишь вопросом времени и отчасти денег. Силы бросили на это нешуточные – и конторы, и осиротевшего без племянника куратора. Однако глупо и полагать, что остальные, куда как важные, дела хозяином получались вроде бы и отставленными. И помимо осквернителей спокойствия, у Яна было забот невпроворот.
Так уж случилось, что в первый раз за долгую, временами страшную, а когда и рассеянную жизнь только ныне Яношу в полной мере довелось ощутить на своих плечах непомерную, тяжелую ношу, полную тревог, любви и забот, которую добровольно скинуть было уже не в его власти. Никак бы не вышло теперь уйти, отвернуться или увлечь за собой на погибель доверившуюся ему, ставшую будто второй его кожей, семью. И под семьей подразумевал он совсем не только лишь Марию с сыном, но и верного до самозабвения «архангела», и милого, во многом беспомощного Фому, и Тату, с которой по гроб не расплатиться за неустанные хлопоты, хотя строгая домоправительница никогда не требовала никакой платы и, уж наверное, не приняла бы ее. Он был старшим и мудрым и в ответе за них. Одних своих детей любил он больше, других, по независимым от себя обстоятельствам, меньше. Но дела это никак не меняло. Хотелось Яну того или нет, так уж случилось, что на шее его прочно сидело одиннадцать душ. А головная боль с каждым днем только росла. И глубинные ее причины не мог облегчить даже верный его помощник. Ведь и «архангела» сманил он в горестный для того час, откупил за кровь его душу и, значит, был виноват. Никогда раньше не видел в себе вины, а теперь не мог найти и обозначить ту лазейку, через которую закралось проклятое чувство. Потому восседал монументально-величественный и уверенный, как языческий Бог, когда бывало зашедший в основательный тупик помощник, совсем не собираясь искать выхода из этого тупика, взирал с благоговением на своего хозяина, достоверно зная, что тот, уж конечно, разрешит любую жуткую страсть, ко всеобщему удовольствию. Что же, и разрешал, а самому порой до уверенности и спокойствия было куда как далеко. Но положение обязывало, и, подобно любому правителю, не в шутку возложившему на себя бремя власти, Ян переставал постепенно и неуклонно принадлежать самому себе.
На финансовом фронте дела семьи закрутились, однако, до трепета внушительные. Первопрестольные кураторы, видя в лице конторы партнера надежного и за себя постоять умеющего, предложили, не имея в виду отказа, негоцию баснословно выгодную и, что немаловажно, легальную. Под эгидой и с долей последующего участия в барышах. Фирме, условно-бумажно значившейся строительной, предстояло и на деле таковой стать. Никто, разумеется, не требовал этого буквально: строить и без них было кому. Но контроль, пусть и буферно-подставной, и финансовое участие предполагались взаправдашние, не говоря уже о прибыльных статьях. Строительство одного развлекательно-водного комплекса и нескольких гостиниц с участием в их же эксплуатации – тьма-тьмущая настоящих, серьезных бизнесменов о таком только во сне и могли мечтать. Но и средства требовались соответствующие.
Миша с проектом завертелся всерьез. И без Ирены и фонда тоже было никак. Разумно рассудив, хозяин и его помощник личные капиталы семьи решили в дело не привлекать. Ни к чему складывать все яйца в одну корзину. Имелся в виду и будущий переезд. Государственная же власть – она, что ветер, не сегодня, так завтра непременно переменится. Потом поди сыщи крайнего. А денежки тю-тю. Кредиты брать тоже себе дороже. Хозяин с давних времен ростовщикам не доверял. Потому постановили обойтись собственными силами. Но в наличной кассе конторы полной суммы не имелось.
– Надо лететь. И решать на месте. Пару ходок туда-сюда, и на время по деньгам закроемся. Только лучше без курьеров. Дело разовое, и лишние люди ни к чему. – Миша добрых десять минут потратил на озвучивание схемы,
Остальные совещатели, числом трое, слушали и вникали. Чинно, строгой парой, сидели Макс с Сашком. Рядом, чуть особняком, – Ирена.
– Кто поедет? – спросил Сашок, как всегда начавший с несущественного вопроса.
Миша поморщился, но решил не заедаться и снизошел до ответа:
– Сначала я. Договорюсь и привезу сколько смогу. Потом поедет кто-то другой. Скорее всего ты или Максим. Нам с Иреной уже придется неотлучно быть здесь. Пойдут деньги и документы.
– Сколько повезем? – это, уж конечно, Ирена.
– Килограммов тридцать, никак не меньше. Денег в кассе и на счетах не хватает, а первый взнос очень срочный. В три партии по десять. Самого чистого. Тогда должно хватить.
– Фью-ить! – Макс присвистнул от изумления. – Ничего себе!
– Да, рискованно. Но не так, чтобы очень. Зато после можно с этим бизнесом окончательно завязать. Свернуть и сочинский, и трабзонский каналы, а лучше – перепродать. Желающие найдутся.
– Ну, риск так себе. Подумаешь, героин. Не атомные же боеголовки, – отозвался Сашок. – Кто надо, давно подмазан. А кто не надо, так и не узнает, дай Бог.
Впрочем, риск операции по оказанию скорой финансовой помощи и в самом деле был невелик. Челночные дружественно-турецкие каналы исправно функционировали не первый год, бесперебойный поток тек через Адлер на Москву, оттуда уходил к надежным партнерам. Кто надо, был в курсе и не обижен, а кто не надо, без следа смывался тем же потоком. Риск был лишь в сроках и в количестве. Товара требовалось сразу много, и нужен он был слишком быстро – компаньоны ждали всего каких-то пару месяцев. Дело выходило столь важным, что от обычного способа отправки решили отказаться совсем. Не дай-то Боже, позарится на крупный куш вольнонаемный ставленник-управляющий. Хоть и привязан крепкой веревочкой, но и искушение велико. Да и дурак курьер тоже ведь человек, и кто его знает. А свой глазок, как известно, смотрок. И Миша, с хозяйского благословения, отбыл на юг и далее в басурманские просторы – обеспечить и подготовить.
В марте «архангел» счастливо донес из Сочи в столицу первую часть груза и с ним благую весть о прибытии через неделю следующей партии «веселого» товара. И дело завертелось. Ирена оформляла и списывала спонсорскую помощь, обольстительно раздавала борзых щенков, отдавала пас; Миша принимал, играя примерно в те же игрушки, но на ином уже поприще; компаньоны были, по обычаю, довольны надежным и обязательным, как смерть, Яном Владиславовичем. А вскоре, ровно через семь дней, Сашок удачно переправил еще десять полиэтиленовых сыпучих брикетов. Прогулялся к родным подзабытым берегам, подышал оздоровительным морским воздухом. Последние килограммы ожидались не ранее чем к концу этого удачного первого весеннего месяца.
Первого апреля, шутливым и легким солнечным днем, молодой, изящно-кожаный человек, такой же легкий и шутливый, проходил регистрацию в «зале делегаций» адлерского аэропорта. Пока шла обыденная канцелярская возня с билетами, пассажир этот, пребывавший в превосходнейшем настроении, не скучал. Подурачился с девушками, оформлявшими посадку и талон, посмеялся над их по-детски примитивным: «Ох, а у вас рукав весь в краске!» Бежевый короткий кожаный плащ был чист как стеклышко, но первое апреля есть первое апреля. В ответ стильно одетый молодой господин, сделав страшные глаза, зашептал одной из девочек: «Вы ужас как испачкали чернилами носик, на вас оглядываются!» Девушка пусть и не поверила, но на всякий случай выхватила из кармашка униформы зеркальце. Посмотрела, облегченно заулыбалась – не сердиться же на такого симпатичного и, судя по костюму, состоятельного клиента «Аэрофлота».
Из багажа при бежевом пассажире были лишь перекинутый через плечо новенький портплед да небольшого формата черный портфельчик с матовой стальной застежкой. Выходило – только ручная кладь. Что девушки и зафиксировали в билете. Пассажир проследовал в комнату отдыха, заказав подать себе кофе и, за дополнительную плату, хорошего коньяку.
– Ну почему как милый парень, так непременно голубой? – вздохнула одна из девушек-регистраторш.
– И с чего ты взяла? По-моему, так обычный натурал и даже бабник. Вон какой накачанный и здоровяк, – ответила ей другая, та, что переживала по поводу испачканного носа.