Семь лепестков зла
Шрифт:
– О-о-о, через боль приходит наслаждение, разве ты не знала?! – Его взгляд сделался совершенно безумным, а вторая рука, не занятая ее шеей, больно хватала за зад и бедра. – Иногда это своя собственная боль, иногда чужая! Разве ты никогда не испытывала наслаждения, видя чужую боль, сучка?!
– Не-е-ет, нет!
Настя зажмурилась, замотала головой, хотя далось ей это нелегко.
Что за придурок?! Что за садист, мать его?! Кого ей подсунула мамаша?! Знала она или нет, кого прочит ей в ухажеры?! Нет, они с Дэном, конечно, забавлялись по всякому, не брезговали
– Я хочу домой, Володя, – шепнула она ему в ухо, когда он вдруг затих и задумался. – Пожалуйста, позволь мне уехать!
– Не вопрос! – Он как ни в чем не бывало отошел от нее, снова чуть согнулся, целуя ей руку, погладил по щеке, одернул на ней платье. – Настюша, ты просто прелесть! Домой? Хорошо, домой. Только я тебя сам отвезу, ага?
– Ага, – она поежилась, уже точно уверовав, что имеет дело с сумасшедшим. – А машина?
– Пускай твоя машина остается тут, а я тебя отвезу на своей, идет? – И Владимир самым обезоруживающим образом улыбнулся, повторив: – Ты просто прелесть, детка.
Всю дорогу он болтал о таких милых пустяках, так заразительно смеялся и нежно трогал ее за коленку, что Настя всерьез начала подозревать уже и себя в сумасшествии. Может, ей все это привиделось?! Может, он ничего такого и не делал? А у нее это… раздвоение личности?!
Но нет же, нет, у нее губа вспухла, десна побаливает. Он точно кусал ее за губы. И слова говорил нехорошие. И угрожал ей.
Господи, как она влипла!!! Как она попалась!!! Она теперь ни матери не может пожаловаться, потому что позвонила Дэну вопреки ее запретам. Ни Дэну не может пожаловаться, потому что совместно с матерью готовила его устранение и даже передавала Толику инструкции.
Что делать?! Что???
Владимир подвез ее к воротам. Галантно помог выйти из машины и даже довел до парадного входа.
– До встречи, детка, – нежно шепнул он ей на ухо, жарко и часто целуя в шею. – До встречи!
– А… мы еще увидимся? – Она судорожно глотнула и уставилась умоляющими глазами в небо.
Вот когда надобно вспомнить о всевышнем! Вот когда надобно молиться! Но не знает ведь ничего – ни молитв, ни псалмов, ни чего то еще, с чем необходимо прийти к Богу. И небо над головой раскинулось зловещее, черное, без проблесков звезд.
– О детка, конечно, мы увидимся! – удивленно отозвался Владимир голосом нежным и ласковым. – Мне так хорошо с тобой…
Ах, если бы не его минутная мерзкая выходка! Она бы теперь была абсолютно безмятежна и почти что счастлива. Если бы не ныла десна, не зудела вспухшая губа и не переворачивалось все внутри от страха. Он же хорош был, Володя, чудо как хорош!
Надо же было ему так перед ней облажаться! Может, его редко так клинит, а? Может, он выпил и…
И тут, словно желая закрепить за собой право называться великим притворщиком и засранцем, Володя просунул руки под ее пальто. Прижал ее к себе с силой и проговорил, больно стиснув ее поясницу:
– Ты ведь теперь только моя, так? Ну! Чего молчишь? Моя?!
– Да, да, твоя. – Она корчилась, морщилась, но
– Настюша, «форева», ага?! Мы вместе навеки!!!
С дурашливым хихиканьем Володя опустил пальцы на ее бедра, с силой оттянул резинки ее чулок и тут же резко отпустил. Резинки больно щелкнули, но это было уже не важно. Внутри болело сильнее. Боль росла, как мыльная пена под струей воды в ванной. Она уже забивала легкие, рот, нос, щипала глаза. Насте хотелось броситься на землю, бить по ней руками, ногами, визжать, корчиться, орать, звать на помощь. И оттого, что сделать это было нельзя, ей становилось еще больнее.
Расплата!!! Господи, это расплата ей за все ее грехи!!! За все украденные жизни!!! И хотя она сама лично не запускала в действие смертельный механизм, она являлась одной из его пружинок. Пожалуй, самой главной.
– Чего молчишь? – сердито засопел ей в шею Владимир.
Он убрал свои мерзкие руки и теперь тщательно застегивал на ней пальто. Точно сумасшедший! Или наркоман. Нормальный человек на такое не способен. Резкие перепады настроения, поведения, это…
– Я не молчу. – Она стояла безвольной тряпичной куклой, которую он тискал, оскорблял, ласкал, делал все, что хотел.
– Как тебе видится наше будущее? – Он поправил карманы на ее пальто, высоко поднял воротник с такой силой, что у нее хрустнуло что то в шее. – Мы ведь не расстанемся, нет? Нет?!
– Нет, – прошептала она, тихонько отступая к двери. – Мы теперь вместе, Володя.
– Смотри у меня, сучка. – Он снова оскалился, сделавшись таким страшным в темноте, что она чуть не завизжала. – Если что, сдам тебя матери! С потрохами! И еще скажу, что ты…
– Что?
– Что ты наркоманка!
– Это ложь! – слабым голосом запротестовала Настя. – Я никогда не употребляла и…
– Но ведь можно попробовать, так? – Он продолжал скалить зубы, словно волк. – В следующий раз принесу тебе чего нибудь легонького. Вколю – улетишь, будь уверена! Ладно, давай топай в кроватку. Ты устала сегодня. Отдыхай до завтра. Вечером я у тебя, малышка.
Он повернул ее спиной к себе. Отпер дверь и с такой силой впихнул в дом, что Настя, пролетев метра четыре, больно упала на коленки. Она обернулась, но Владимира уже не было. Она сидела в холле на полу в доме своего покойного мужа. Свет под потолком горел. Дверь была заперта. Она была одна. Но ад, в котором она пребывала последние несколько часов, ей точно не привиделся. Он существовал. Он взялся из ниоткуда и явно имел продолжение.
Что ей делать???
Всхлипывая от боли, страха, обиды, Настя встала. Пошатываясь, добралась до сумочки, отлетевшей к стене. Достала телефон. Набрала матери.
– Чего еще?! – прошипела та злобно. – Непонятно, что у меня может быть личное время?!
– Мам… Мам… – Настя заплакала. – Откуда он взялся вообще?
– Кто? – Голос матери сделался холодным и сухим до неузнаваемости. – Володя?
– Да! Это… Это форменный придурок! Извращенец! Он…
– Он что, ударил тебя? – безо всякого интереса спросила вдруг мать, перебивая ее.