Семь незнакомых слов
Шрифт:
Волна унижения накрыла меня с макушкой, и снова захотелось спрятаться от всех. Я сглотнул сухую слюну и посмотрел на Клавдию, которая села на табурет и, как ни в чём ни бывало, закинул ногу на ногу и прихватив руками коленку. На несколько секунд мы встретились взглядами. Мне вдруг захотелось высказать ей всё — и про Достоевского, и про побитого пса.
Хочет знать, почему я вызываю желание насмехаться? Потому что так и есть: сейчас я и есть побитый пёс, устраивает такой ответ? Потому что вчера я расстался с любимой девушкой, которая изменила мне с моим другом, и сейчас я, действительно,
Клавдия с любопытством следила, как я меняюсь в лице.
— Ну вот, — констатировала она, — вы всё-таки решили меня возненавидеть. Беда. Перестаньте, Алфавит, мы же договорились, что не будем до этого опускаться. Возьмите себя в руки. Или вы передумали играть в вашу игру?
Я покачал головой.
— Ну, хорошо, тогда не буду вас слишком мучить, специально задаю лёгкий вопрос — легчайший. Готовы? Назовите моё имя!
— Ваше имя? — я посмотрел на неё удивлённо. — Вы же сами сказали: Клавдия, нет?
— Это и есть ваш ответ?
— А какой ещё может быть?
— Вы хорошо подумали?
— Клавдия-младшая, — добавил я поспешно.
Она сделал театральную паузу и набрала побольше воздуха, чтобы торжественно его выдохнуть:
— Ну, вот, Алфавит, поздравляю: вы проиграли!
— Почему это?
— Нужно было ответить: Клеопатра, — объяснила она. — Вы меня внимательно слушали?
— Постойте! — возмутился я. — Это же… нечестно! Я понимаю: вы дурачитесь и всё такое, но всё же…
— Алфавит, ну, что вы, как маленький: в нечестной игре выиграть можно только нечестно. Это правила такие, понимаете?
Небрежно покачивая ногой, она невозмутимо улыбнулась и посмотрела на меня с преувеличенной серьёзностью, словно объяснялась со слабоумным.
— Ну, знаете ли! Это уже... — начал я, но Клавдия уже вскочила и бросилась к плите переворачивать гренки. В этот же момент где-то в недрах квартиры скрипнула дверь, кто-то немолодым женским голосом не то пропел, не то продекламировал: «Что день грядущий нам готовит?», и послышался звук лёгких шагов.
Волна моего гнева разом опустилась.
— Бабушка проснулась, — толи спросил, толи просто догадался я и, только услышав эту фразу со стороны, понял, до чего нелепо она звучит из моих уст — будто я говорю о нашей общей бабушке.
Но Клавдия-младшая не заметила неловкости: она была занята гренками и в ответ только кивнула.
Дочь академика Вагантова появилась не сразу, а минут через десять — росточком она была с Клавдию-младшую, даже ниже, с седыми кудряшками, в толстых очках, одетая в длинную тёмную юбку, белую блузку и коричневый жакет. Словно прямо сейчас собиралась идти на лекцию. Всё время до её выхода на сцену я лихорадочно соображал, как быть, что говорить и чем оправдываться.
Она вошла, распахнув дальнюю кухонную дверь, — не ту, чей косяк я подпирал, а противоположную. Я тут же выпрямился. Произнеся: «Доброе утро!», бабушка сложила руки вместе, сделала два шага ко мне и протянула ладошку:
— Ну, что, молодой человек, раз вы в моём доме, давайте знакомиться: профессор Вагантова Клавдия Алексеевна.
Через толсты стёкла очков её глаза казались больше, чем на самом деле. Я сглотнул сухую слюну:
— Вс-лд.
— ?
— ?!
Я
— Бабуль, ты напугала его своим титулом, — догадалась внучка. — Не говори, пожалуйста, Алфавиту Миллионовичу, что из-за него мы на дачу вчера не поехали, а то ещё «скорую» придётся вызывать…
Я бросил в её сторону короткий убийственный взгляд и повторил:
— Сева. Всеволод.
Это была моя маленькая месть Севдалину: если бы не он, я бы не попал в неловкую ситуацию. Так пусть же хоть часть позора падёт и на его голову…
Клавдия-младшая тут же разочарованно констатировала: значит, вчера я их обманывал и, если так дальше пойдёт, то может выясниться, что и отчество у меня не Миллионович, а какой-нибудь Петрович или Михалыч. И это была всего лишь передышка. Профессор Вагантова произнесла: «Ну что ж, вы, Всеволод…» и начала отчитывать меня за пьянство — говорить, что мои родители отправили меня в Москву учиться, а я напиваюсь до потери памяти, и, если бы вчера меня увидела моя мама, она бы точно схватилась за сердце.
Я непритворно вздохнул и старался не поднимать взгляд. Помимо всего, из нотации следовало: обе Клавдии в курсе, что я — приезжий. Значит, я об этом вчера успел проболтаться. И неизвестно, о чём они ещё в курсе. От этой мысли стало ещё неуютнее.
К счастью, выволочка длилась недолго. Покачав напоследок седыми кудряшками, Клавдия Алексеевна пригласила к завтраку. Я сказал, что, ну, совершенно не голоден, и это было чистой правдой. Но несносная девчонка даже слушать не стала: по её словам, я всё ещё не понял, куда попал, хотя мог бы уже и догадаться. А попал я в дом, где чтят и поддерживают традиции старого московского гостеприимства и хлебосольства, и поскольку настоящих москвичей сейчас ещё поискать, то мне следует не упрямиться, а наслаждаться изысканным обществом.
— Кому я столько наготовила? Думаете, мы столько едим? Специально для вас! Бабушка ещё вчера сказала: надо будет его, то есть, вас, утром хорошо накормить. Бабуль, правда ты так сказала? И кстати: вы же мне проиграли — забыли уже? Так что сдавайтесь на милость победителя и приятного аппетита!
Завтракали в столовой — той самой проходной комнате межу коридором и кухней. Меня посадили в вершине овального стола, женщины разместились по бокам. Помимо каши, сосисок и гренок завтрак включал творог со сметаной — я подцепил вилкой кусочек творога, отправил его в рот и с трудом проглотил.
— Вы ведь у нас учитесь, в МГУ? — учтивым тоном поинтересовалась Клавдия-старшая. — Или в педагогическом?
Я покачал головой и пробормотал: ни там, ни там.
— Как это «ни там, ни там»? — вмешалась Клавдия-младшая. — А где? В Москве филфаков вроде бы больше нет.
Я ответил, что учусь на юриста.
— Ну, нет! — не поверила она. — Алфавит, вы никудышный юрист!
— Клава! — бабушка посмотрела на неё с лёгким осуждением.
— Бабуль, я всего лишь хочу, чтобы Алфавит Миллионович не умер с голоду, — не смущаясь, объяснила внучка. — Его даже я за утро несколько раз обмишулила, а профессиональные юристы запросто… Постойте, Алфавит, — она снова обернулась ко мне. — Тут какая-то путаница: вчера вы проявили незаурядные филологические познания. Не проявили, а выказали, я имею в виду. На юридическом такому не учат! Только не говорите, что вчера у вас открывался третий глаз, и вы выходили в астрал!