Семь Оттенков Зла
Шрифт:
— И какого черта вы забыли во Флориде?
— Я помогал молодой женщине, которую обвинили в колдовстве, сбежать от своих мучителей и предстоящей казни. Она была невиновна, и ее оклеветали злоумышленники. У меня нет никакого желания распространяться об их действиях и мотивах. О, кстати, я убил того медведя кинжалом. Может, вы хотите еще что-нибудь узнать обо мне?
Доктор молчал.
Харрис первым нарушил напряженную тишину.
— Какой у вас размер ботинок? — спросил он.
Уикс прочистил горло и дипломатично отвернулся. Тем временем на лице Харриса показалась хитрая ухмылка. Лицо Гэлбрейта оставалось все таким же непроницаемым и холодным.
— Я полагаю, — продолжил Мэтью, — что вы давали только средство для
— Никакого кровопускания, — сказал Гэлбрейт, дав себе несколько секунд на раздумья. — Однако я действительно полагаю, что Форбсу может потребоваться наладить баланс жидкостей [27] , если его состояние сохранится. Что касается снадобья, то оно — моего собственного приготовления. В нем ромашка, сок лайма, опиум и ртуть [28] . — Он посмотрел на Харриса. — Кстати, Симона спрашивала о вас задолго до ужина. Она весь день пролежала в постели и жаловалась на возобновившуюся боль в суставах. Я давал ей снотворное, как вы велели, с добавлением опиума.
27
Отсылка к гуморальной теории, заключающейся в том, что в теле человека текут четыре основные жидкости (гуморы): кровь, флегма (слизь), желтая желчь и черная желчь. В норме эти жидкости находятся в балансе, однако избыток одной из нескольких вызывает практически любые внутренние болезни. Соответственно, лечение заключается в удалении излишнего гумора. Обычно это осуществлялось специально подобранным питанием, компенсирующим недостающий гумор, и психологическими средствами. Каждой жидкости соответствовала природная стихия и два «состояния вещества» (сухое/влажное; теплое/холодное), а превалирующее значение той или иной жидкости определяло темперамент, то есть характер человека. Сложившееся постепенно деление на четыре гумора сохранилось в неизменном виде до Средних веков.
28
Вплоть до 1960-х годов ртуть действительно активно использовалась в медицине.
— Моя жена, — сказал Харрис с посерьезневшим выражением лица, — как бы так выразиться? Хрупкой породы. Она всегда была слаба здоровьем, но с тех пор, как мы приехали сюда, ей стало хуже. — Он повернулся к доктору. — Она сейчас не спит?
— Если и не спит, то совсем скоро уснет. Вам лучше подняться наверх.
— Конечно. Уикс, пожалуйста, проводи Мэтью в его комнату. Я полагаю, все уже приготовлено?
— Да, сэр, камин уже разожжен, а на койке есть одеяло.
— Хорошо. Ох… Мэтью, отец привез сюда свою коллекцию книг. Возможно, она вас заинтересует, вы ведь искушенный читатель. Покажи ему книжный зал, Уикс. А теперь… извините меня, я должен откланяться. До завтра, Мэтью. — Он кивнул и слегка улыбнулся. — Еще раз спасибо вам за то, что приехали. — С этими словами Харрис поднялся со стула, взял канделябр и поспешил прочь из кухни.
Гэлбрейт взболтал лимонную воду в своем бокале и посмотрел на Мэтью поверх очков.
— Тот медведь, должно быть, был очень большой? — задумчиво спросил он.
— Огромный. Хотя у него был всего один глаз, — сказал Мэтью.
— Повезло, что он не оторвал вам голову.
— Он пытался.
— Хм, что ж… раз вы все-таки здесь, вам следует навестить Форбса утром. Вы ведь живете в Нью-Йорке, верно?
— Да, как я и говорил.
— Подумываю как-нибудь в ближайшее время посетить этот город. Слышал, что там живет столько людей, что город похож на гудящий улей.
— Во всяком случае, жужжит он и днем, и ночью, — сказал Мэтью.
— Хорошо подмечено. — Он
— Вижу, вы хотите закончить беседу. Не хочу показаться назойливым, но, как по-вашему, что именно происходит в этом доме? — спросил Мэтью.
— Бред, — быстро ответил врач. — Форбс винит себя в смерти Мэри. Наверняка Харрис рассказал вам об этом. Он рассказывал вам о самоубийстве Тракстона-старшего?
— Рассказывал.
— Харрис внушил Форбсу, что безумие зародилось в этой семье много поколений назад и продолжает передаваться по крови. К слову, это совершенно не способствует улучшению состояния его брата.
— Я так понимаю, вы не разделяете мнение Харриса?
Гэлбрейт нахмурился.
— «Не разделяю» — это еще мягко сказано. Конечно, у человека могут наблюдаться искажения в поведении. Я слышал, что такое состояние называют унынием и обреченностью, но я отвергаю идею о том, что безумие может отравить целую родословную. Форбс выкарабкается при надлежащем лечении. Также ему пойдет на пользу, если он уедет из этого дома и отправится туда, где есть люди и где жизнь бьет ключом.
— Но он не хочет уезжать, потому что ему кажется, что так он бросит Мэри? — предположил Мэтью.
— Именно так. Он всегда был мрачным человеком, но Мэри согревала его душу. Без нее он чувствует себя потерянным. Отсюда и это наваждение: он видит ее в своей комнате, слышит, как она говорит с ним. Но, как я и сказал, надлежащее лечение, отдых и время выведут его из этого состояния. Я надеюсь, что ваш утренний визит к нему скажется на нем положительно, а не отрицательно.
— Я не собираюсь создавать ему дополнительных проблем.
— Надеюсь, вы останетесь верны своему слову. Что ж, спокойной вам ночи. — Гэлбрейт взял свой фонарь и вышел из кухни, коротко кивнув Уиксу напоследок.
— Не подняться ли и нам наверх, сэр? — спросил Уикс.
— Как только доем похлебку. — Мэтью снова сел и вернулся к трапезе. Он решил, что может совместить приятное с полезным и продолжить свое расследование. Отправив в рот очередную ложку похлебки, он посмотрел на слугу. — Уикс, а каково ваше мнение об этой ситуации?
— Я слуга, сэр, — последовал сдержанный ответ. — У меня не может быть своего мнения.
— Слуги порой замечают немало того, чего не видят другие, — упорствовал Мэтью.
— Если вы спрашиваете, видел ли я или моя жена это видение, то ответ отрицательный.
— Когда, по мнению Форбса, он видел ее в последний раз?
— Это было в ночь на девятое декабря, неделю назад. Господин Харрис уехал за вами на следующее же утро.
— И что именно произошло? — спросил Мэтью. — Он звал ее? Или пытался позвать кого-то другого к себе в комнату? Рассказывал утром о произошедшем? Прошу, поделитесь деталями, они важны для дела.
— Детали, — сухо и сдержанно повторил Уикс, на время погрузившись в задумчивость. — Ладно. Время было далеко за полночь, и Илай — мистер Бейнс, наш садовник, — ушел из своего дома, чтобы, извините за подробности, опорожнить ночной горшок, который, очевидно, наполнился. Он увидел свет фонаря на краю обрыва, откуда сорвалась госпожа Мэри. Приблизившись к свету, он разглядел мистера Форбса в ночном халате. В этот момент мистер Форбс сообщил Илаю, что госпожа Мэри снова пришла в его комнату и попросила воссоединиться с ней. Убеждала его спрыгнуть с утеса. Любые дальнейшие детали лучше узнать у самого мистера Форбса. Либо у Илая.