Семь смертей Лешего

Салов Андрей Владимирович

Более двух лет пустовало вакантное место хозяина крестьянских душ. Успела схлынуть, захлебнувшись народной кровью, первая революция, устлавшая страну горой расстрелянных тел, украсившая бескрайние российские просторы вереницей угрюмых, раскоряченных виселиц, с вытянутыми на них телами радетелей за народное благо. Вернулись в мир старые порядки и прежние власти, а в Шишигино правители так и не объявлялись. И лишь к исходу третьего года со злополучной для былых правителей ночи, объявились наследники здешней земли.

В первую очередь они принялись строить и обустраивать барскую усадьбу. Крестьяне настороженно приняли нового помещика, присматриваясь

к нему, что за человек, чего от него можно ожидать. Слишком недоверчиво относились люди к дворянскому корню, который они с таким трудом и кровью, выкорчевали без малого три года назад. Да и привыкли они за последние годы обходиться безо всяких управителей, устанавливающих свои законы, взимающие с нарушителей оных, драконовские штрафы.

Но открыто возмущаться и мешать новому помещику не рисковали. Слишком сильна, как никогда, была сейчас полиция и армия, слишком скор и суров был их суд, в котором малейшее неповиновение власти, каралось смертью. В случае провинности одного, кровавыми слезами могли умыться многие. И с этим ничего нельзя было поделать, и не от кого ждать помощи. Товарищи, в поношенных кожанках, с красными повязками на рукавах остались в прошлом. Они где-то там, позади, с дыркой в груди, или в голове, или же распяты на украсивших российские дороги, виселицах. А может им повезло и они остались живы, и теперь в робе каторжника, с прикованным к ноге ядром, где-нибудь на Севере добывают ценную руду, харкая кровью и умирая от страшных и непонятных болезней.

Оставалось ждать, стиснуть зубы и молчать, в ожидании того дня, когда вновь заговорит оружие народного гнева. И крестьяне молчали, приглядываясь, готовясь к худшему.

Но видимо изуверский корень местных самодуров-помещиков оказался изрядно разбавлен отдаленным родством, пришедшим на смену правителям Шишигино. А может быть, прокатившаяся по стране и унесшая тысячи жизней кровавая революция, научила дворянство чему-то, вправила вывихнутые от безнаказанности мозги. Возможно, они на подсознательном уровне опасались повторения самого кровавого за многовековую российскую историю народного бунта, окончание которого было непредсказуемо. Что касается отдельных помещичьих семей обитающих в удаленных от обжитых мест поместьях, тут можно с уверенностью говорить о том, что в случае повторения подобного, им ничего хорошего не светит. Если даже власти и поспешат на помощь, то будет уже слишком поздно.

Поэтому лучше не гневить местное население, быть с ним помягче, кое-где даже ослабить гайки затянутые до предела предшественниками. Те самые гайки, что сорвались с резьбы, изничтожив под корень родовое гнездо. Глядишь и людишки перестанут глядеть на тебя волком, в ожидании подходящего момента, чтобы пустить ненавистному помещику пулю в спину. Если по умному, по деловому подойти к управлению селом, можно организовать дело так, что люди сами понесут и деньги, и все прочее. И при этом все будут делать с охотой, без злобы.

Двоюродный, а может троюродный брат сгинувшего в огненном пекле последнего правителя Шишигино, оказался человеком весьма разумным и просвещенным. Истинный сын своего времени, в отличии от изувера родственника, погрязшего в косности мышления, где-то в дремучей толще веков, за что так жестоко и поплатился.

Новый помещик не был по своей сути реакционером, человек широких взглядов и устремлений. Он изменил в глазах сельчан облик помещика и методы правления, отменил многое из того, что породил его предшественник. Законы сделал более

либеральными и понятными простому люду. И люди успокоились, и сами несли в помещичью усадьбу деньги, продукты, и прочие нужные помещику вещи и припасы. Они воспринимали его существование, как неизбежное, но вполне терпимое зло, с которым не нужно бороться. Ибо зло это тихо сидит за стенами усадьбы, не высовывая жала за его пределы, не отравляя ядом жизнь окружающих.

Крестьяне по-своему любили нового помещика и его семью, не сделавшую им за годы совместного сосуществования, большого зла, за которое стоило бы отомстить с оружием в руках. Люди не любили их, но по-тихому, как не любили власть любого цвета и масти. И их, было искренне жаль, когда над страной вновь прокатилась революция и опять пришли в Шишигино люди в поношенных кожанках, с револьверами в руках. Без суда и следствия, руководствуясь собственными законами и устремлениями, они повесили на воротах барской усадьбы помещика, и его семью, посчитав на том свою миссию выполненной.

Народ безмолвствовал, как привык это делать всегда, когда власть менялась. Никто не попытался подсобить в казни помещика-кровопийцы, о чем говорил в длинной и напыщенной речи оратор, облаченный в старый, изрядно поношенный кожан, с длинными, давно немытыми и нечесаными волосами, с лихорадочным блеском в глазах.

Знал бы он, как ни любили жители Шишигино всего, что делалось от их имени и для их блага властью, какой бы она ни была. Чувствовали сельчане, что и при новой власти, жизнь будет не лучше, чем при предыдущей, а может даже хуже. Как показало время, они оказались правы, на собственной шкуре ощутив заботливость советской власти, всю прелесть которой в полной мере вкусил и Лешкин дед.

Сельчане не помогали пришлым комиссарам вешать помещика с семейством, но и не препятствовали, тем более, что сделать это было бы весьма затруднительно, если принять во внимание направленные на них револьверы. В глазах прибывших из города товарищей, горели решимость и фанатизм, стремление довести начатое до конца.

Новая власть, вопреки мнению мужиков, уверенных в ее мимолетности, все-таки устояла, укрепилась, и надежно осела по всей бескрайней России. Прошла испытание на прочность гражданской войной, и прочими большими и малыми войнами и вооруженными конфликтами.

Советская власть, поставила на охрану лесов, в которых так же, как и канувшая в небытие власть любила охотиться, своих людей. Из крестьян, и рабочих, променявших заскорузлый и промасленный комбез, на новенькую, мышиного цвета, форму. И они были в родстве с народом, понимали его мысли, устремления и чаянья. И хотя новые власти установили свои законы, направленные на охрану лесных богатств, на местах они выполнялись кое-как. На их соблюдение смотрели сквозь пальцы, слишком далек и непонятен был их автор, а его представители редки в здешнем захолустье.

1.10. Крах карьеры Авдеича

Местные блюстители законности, - участковые инспектора, призванные наблюдать за порядком в здешних краях, чтобы мужики не шалили, не баловали с оружием в окрестных лесах, относились скорее формально к возложенным на них обязанностям. Они умело и споро составляли, а затем отправляли в район многочисленный отчеты о проделанной работе, с благоприятной для себя, любимого, отчетностью. На основании их, кто-то там, наверху, получал очередные звезды на погоны, прибавки в жалованье, и очередные месяцы вольготной жизни, спокойной от проверок.