Семь снежинок на ладони
Шрифт:
Маленькая любопытная синичка попалась в мои сети.
Или я – в её.
В любом случае друг от друга нам никуда не деться. Особенно в небольшой крепости, отделённой от всего мира вьюгами, снегами и лесами.
Моё маленькое сокровище.
Я обнял её и стал понемногу погружаться в сон.
Утром мы снова остановились. Нужно было привести себя в порядок. Ехать предстояло почти весь день. Проснувшаяся Эмилия смущённо смотрела в мою сторону, недоумевая, как оказалась у меня в объятиях. Я не стал поднимать эту тему. Она быстро уложила волосы, но я всё же сделал ей зеркало из окна, как хотел,
Какое самообладание!
Я походил, разминаясь, пообщался с гвардейцами, которые квартировали в селе. На пути в поместье было несколько пунктов, где располагались небольшие военные отряды. Ещё на нескольких направлениях стояли гвардейские посты. Они выступали гарантом безопасности ближайших к королевской семье родов. Гибель Марны, пятой моей жены, стала последней каплей в чаше монаршего терпения, что выразилось в появлении охранной сети. Многие отмечали, что на дорогах теперь спокойнее. Разумеется, бремя содержания гвардейцев аристократы разделили с короной, но в целом особых возмущений не высказывалось.
При дневном свете стало лучше видно всё. И свежее личико моей Эмилии, и взгляды гвардейцев на неё. У кого-то любопытные (кто такая, почему не знаем?), у кого-то сочувственные (вот не повезло девушке с мужем), у кого-то заинтересованные (нечего пялиться, моё!). Нэйра Эльдберг вроде со всеми держалась мило и вежливо, но так невзначай, что сложно было выделить внимание к кому-либо конкретно.
К сожалению, включая меня.
В гостевой комнате она переоделась в дорожное платье и даже сумела соорудить что-то приличное на голове. А когда мы тронулись в путь в сидячем варианте экипажа, Эмилия почтительно поинтересовалась, может ли она в дороге почитать. Самостоятельно справившись с установкой столика со своей стороны, Эмили погрузилась в книжку. Предусмотрительная у меня жена. Запаслась занятием, хотя я не предупреждал.
Очень хотелось вернуть между нами романтическую атмосферу вчерашнего вечера, но пока это было нереально. Меня ждал целый ворох шпионских донесений, дипломатических депеш и банальных кляуз на соседей…
Да и разговаривать нам было не о чем.
Что поделать? Это обычная проблема договорных браков. Но впервые мне не ставили это в упрёк. Казалось, Эмили превосходно переносит путешествие и её совсем не смущает то, что супруг уделяет больше внимания бумагам, чем новобрачной. Чем больше мы удалялись от столицы, тем сильнее во мне крепло подозрение, что её действительно всё устраивает: и вынужденное одиночество, и ссылка к северным оленям на рога, и, возможно, заявленные мною визиты раз в месяц…
На этой мысли я постарался отрешиться от своей спутницы и погрузиться в дела. Его величество может закрыть глаза на мою скандальную скоропалительную женитьбу и внезапный отъезд. Ему в принципе было всё равно, где я и чем занимаюсь, пока работа выполнялась в срок. Желательно – вчера.
Мы ехали почти весь день, и я, как обычно, почувствовал приближение Драгаарда, стоило ему показаться в расщелине между гор. Я много раз пробовал приезжать с закрытыми окнами, чтобы ничто, случайно увиденное по дороге, не могло подсказать о приближении старого замка. Но всякий раз в какой-то момент меня посещала уверенность: если я сейчас выгляну в левое окно, то непременно увижу его острые башенки. Он словно говорил: «А вот и я, глупый мальчишка.
И всякий раз мне становилось стыдно перед ним, как перед живым, за то, что на крышах давно не подновляли черепицу, а стена в восточной башне отсырела. Нужно бы перестелить там полы и прочистить камины.
Зимой там уже давно никто не жил.
Да в замке вообще почти никто не жил.
Мне казалось: каждый раз, когда я возвращался, замок ставил мне это в упрёк. Что он скучает. Что ему одиноко.
…Мне с самого детства говорили, что у меня слишком живое воображение.
– Эмили, посмотрите в окно. С этого места Драгаард видно лучше всего, – сказал я, не отрываясь от бумаг.
– Да? – отозвалась моя тринадцатая супруга. – Это он? А как вы узнали, что мы подъезжаем?
– Я – Правая Рука короля и знаю всё, – похвалился я и посмотрел на неё.
Лучи закатного солнца мягко подсвечивали тонкий профиль Эмилии, придавая ему золотистое сияние.
– В нём можно жить? – спросила Эмили.
– А почему нет?
– Он… такой старинный… И очень суровый. Мне кажется, в нём можно только сражаться.
– В нём можно всё: сражаться, жить, любить, растить детей и умирать, – успокоил её я. Но потом подумал, что, учитывая трагические страницы моей супружеской жизни, слова о смерти звучали не столько философски, как мне хотелось бы, сколько угрожающе. – От старости умирать, я имел в виду. Ни одна из моих жён не погибла здесь. В Драгаарде вы в полной безопасности.
– Он выглядит как усталый старик-воин, – заметила Эмилия, и я поразился, насколько точно она передала мои собственные ощущения.
– Этой крепости не одна сотня лет. Очень, очень давно, когда наше королевство ещё не было королевством, через Драгаард шла оживлённая торговля. Он же защищал окрестные земли от разбойников и врагов. Земли йарлов Эльдбергов процветали.
– А теперь?
– А теперь у замка лишь Годином забытая деревушка, – улыбнулся я. – Зато она знаменита своими шерстяными шарфами и свитерами. Вам непременно что-нибудь подарят…
Я чудом сдержался и не продолжил: «…всем моим жёнам дарили». Бедные жители давно разорились бы на подарках новым хозяйкам, если бы всякий раз я не оплачивал селянам стоимость подношений. Не крестьяне виноваты в том, что последний владелец замка такой бестолковый.
В разговоре повисла невольная пауза.
– А вы тоже умеете? – спросила Эмилия, и я решил, что слишком глубоко задумался о своём, раз не уловил сути вопроса.
– Что умею?
– Сражаться! Как ваши предки.
– Я-то? Я-то да.
– Вы, наверное, очень сильный?
– Почему «наверное»? Совершенно точно!
Эмили бросила в мою сторону короткий взгляд, будто усомнилась.
Да я и сам усомнился.
Откуда же взять силу Левому Ботинку королевской особы, если всю свою жизнь он проводит за письменным столом?
Сани остановились у старого замка. Крепость находилась на прибрежном скалистом хребте, будто повиснув на нём, как рубаха на заборе. Четыре башни смотрели в разные стороны света. Две из них выходили к морю. Корабельная спускалась прямо до самой воды. С того места, куда мы подъехали, залив видно не было, но запах моря ощущался. Если хорошо прислушаться, можно было услышать шум прибоя. Даже в самые сильные холода фьорд не замерзал.