Семь столпов мудрости
Шрифт:
Алленби кратко изложил мне свои дальнейшие намерения. Историческая Палестина была в его руках, и разбитые турки ожидали в горах ослабления преследования. Как бы не так! Бартоломью и Ивенс готовились к нанесению трех новых ударов: одного через Иордан по Амману, силами новозеландцев Чейтора, другого через Иордан по Дераа, силами Бэрроу с его индусами, и третьего через Иордан по Кунейтре австралийцами Чевела. Чейтор должен был остаться в Аммане, Бэрроу и Чевел, решив первую задачу, должны были слиться для наступления на Дамаск. Нам же приказано было содействовать проведению всех трех операций, и я понял, что мне уже не суждено выполнить свою дерзкую угрозу взять Дамаск, пока мы не соберемся для этого все вместе.
Я объяснил наши перспективы и то, как много мы потеряли из-за
Однако Селмонд и Бортон были людьми, жадными до новизны. Они продумывали план доставки грузов для аэропланов, а Алленби сидел, слушая и улыбаясь, не сомневаясь в том, что все будет сделано. Таким образом, были разработаны принципы гибкого и эффективного сочетания действий авиации, организации всех видов быстрой связи и передачи информации с его планом развертывания. Королевским военно-воздушным силам предстояло превратить отступление турок в беспорядочное бегство деморализованного сброда, уничтожить их телефонную и телеграфную связь, блокировать колонны их грузовиков на дорогах, рассеять пехотные подразделения.
Авиационные начальники обратились ко мне с вопросом о том, пригодны ли наши посадочные площадки для приема аэропланов «хэндли-пейдж» с полным боекомплектом. Я всего один раз в жизни видел эту тяжелую машину, и то в ангаре, но без колебаний ответил: «Да» – хотя было бы лучше послать вместе со мной специалиста, чтобы окончательно удостовериться в этом. Он мог бы вернуться к полудню, а аэропланы перелетели бы к нам в три часа дня. Селмонд поднялся на ноги: «Ол райт, сэр, мы сделаем все необходимое».
Я вышел из кабинета и пошел завтракать. Штаб Алленби находился в превосходном месте: прохлада, много воздуха, чисто побеленный дом, защищенный от мух и в какой-то степени музыкальный, если напрячь воображение и услышать музыку в шуме ветра между листьями окружавших его деревьев. Я чувствовал себя стесненно, словно было безнравственным пользоваться белоснежными столовыми салфетками, пить кофе из чашечек, позволять прислуживать себе официантам-солдатам, в то время как наши люди в Умтайе жили как ящерицы среди камней, ели пресный хлеб и ждали, когда их разбомбит очередной аэроплан противника. На душе у меня было беспокойно, когда пробивавшиеся через просветы в листве пыльные лучи солнца озаряли ромбовидный узор выложенной плиткой садовой дорожки, потому что после долгого пребывания в голой пустыне цветы и трава вызывали подсознательное беспокойство, а повсеместно буйно наливающаяся соками зелень полей представлялась вульгарной.
Безукоризненная сервировка и подчеркнутая предупредительность главнокомандующего были верхом комфорта для усталого человека после долгих дней, проведенных в напряжении. Сидевшие со мной за столом Клейтон, Дидс и Доуни были воплощением самого дружеского расположения, как и весь штаб военно-воздушных сил. Бартоломью принес карты и объяснил, что они намерены предпринять. Я сообщил несколько новых подробностей к тому, что ему было известно о противнике, так как был самым лучшим из его офицеров разведки, а раскрытые им в ответ на это их соображения убедили меня в неизбежности победы, какие бы неожиданности в дальнейшем ни возникали. И все же мне казалось, что выбор принадлежал арабам – либо согласиться с тем, чтобы эта победа была всего лишь еще одной победой, либо, еще раз рискнув собой, сделать ее окончательной. Не то чтобы
Глава 114
Перед самым рассветом на аэродроме австралийцев выстроились два «бристоля» и один DH-9. В кабине одной из машин сидел Росс Смит, мой старый знакомый, которого назначили пилотом нового «хэндли-пейджа», единственной машины этого класса в Египте, предмета гордости Селмонда. Тот факт, что именно Смиту поручили рутинное дело доставки багажа через линию обороны противника, было проявлением особого расположения к нам.
Мы долетели до Умтайи за один час, поняли, что армия ушла, и нам пришлось повернуть обратно, к Ум-эль-Сурабу. Здесь находилась группа прикрытия из нескольких броневиков, а также арабы, попрятавшиеся кто куда при приближении подозрительного для них шума нашего мотора. По равнине бродили симпатичные верблюды, поедавшие великолепную траву. Увидев наши опознавательные знаки, Янг выложил посадочный сигнал и дымовые шашки на площадке, очищенной от камней его и Нури Саида заботами.
Росс Смит обошел по периметру подновленную площадку, тревожно изучая неровности импровизированной взлетно-посадочной полосы. Грунт был пригоден для приземления «хэндли-пейджа». Янг рассказал нам о непрерывной вчерашней и позавчерашней бомбежке, в результате которой были убиты двое солдат и несколько артиллеристов Пизани. Люди были настолько измучены этой постоянной угрозой, что ночью их отвели к Ум-эль-Сурабу. Идиоты-турки продолжали бомбить Умтайю, хотя солдаты заходили туда только для того, чтобы набрать воды, и то только в нейтральные полуденные часы и ночью.
Мне рассказали о последнем ударе Уинтертона по железной дороге той поначалу такой приятной, но потом так печально запомнившейся ему ночи, когда он встретил какого-то незнакомого солдата, которому на ломаном арабском языке рассказал о том, как хорошо у него шли дела. Солдат вознес хвалу Богу за его милости и скрылся в темноте, откуда через мгновение справа и слева обрушились пулеметные очереди! Тем не менее Уинтертон взорвал все свои заряды и отошел в полном порядке, без потерь. К нам пришел Насир и пересказал все местные сплетни: такой-то был ранен, другой убит, этот клан в полной готовности, те уже присоединились, другие разошлись по домам… Три сверкающих аэроплана сильно взбодрили арабов, расточавших похвалы британцам за храбрость и стойкость, когда услышали от меня о легендарных успехах Алленби, в которые было трудно поверить, – взяты Наблус, Афулех, Семах и Хайфа. Умы моих слушателей воспламенились. Бедуины племени руалла выкрикивали требования немедленно выступить на Дамаск. Даже мои телохранители, тусклые глаза и подавленные лица которых все еще хранили память о жестокости Зааги, воспряли духом и стали прихорашиваться перед этой толпой, что было верным признаком улучшения их настроения. Людей охватила лихорадка уверенности в себе. Я решил, что пора было готовить Фейсала и Нури Шаалана к последнему удару.
Было время завтрака, и в воздухе разносился аромат сосисок. Мы сели в круг, с нетерпением ожидая начала трапезы, но наблюдатель, дежуривший на полуразрушенной башне, крикнул «Воздух!», увидев аэроплан, приближавшийся со стороны Дераа. Наши австралийцы кинулись к своим машинам и мгновенно завели еще не остывшие моторы. В один аэроплан вскочили Росс Смит и его наблюдатель и свечой ушли в небо. За ними взлетел Питерс, а третий пилот стоял рядом с DH-9 и смотрел на меня тяжелым взглядом.
Я не мог понять, в чем дело. Мне преподавали теорию, я знал названия и назначение многочисленных приборов управления полетом, а также приемы ведения стрельбы по противнику в условиях воздушного боя, с учетом скорости и направления движения своей машины и машины противника, я многое запомнил и даже мог ответить на какие-то вопросы, но вести воздушный бой я не мог, сколько бы ни потерял из-за этого в глазах так пристально смотревшего на меня пилота. Он был австралийцем, из народа, обожающего всякий риск, а отнюдь не арабом, под чьи вкусы мне приходилось долгое время подстраиваться.