Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

Санин Владимир Маркович

— Ну и зря, что не было! — звонко сказала Лиза. — В следующий раз к Шельмецу под бок ложитесь.

— Лиза! — Невская всплеснула руками.

— А чего он обижает, будто мы с тобой мыслей не вызываем? Это для нас, Зоинька, оскорбление, мужчина должен смотреть на нас горящими глазами, как Игорь.

— Ты так глупа, что на тебя невозможно сердиться, — рассмеялась Невская.

— Игорь, а кому из нас ты бы предложение сделал? — не унималась Лиза. — Хотя нет, тебе мама не позволит, она сама подберет для сыночка цыпочку в дубленочке. Представляю,

что с ней было бы, если б ты меня привез! Знаешь что, женись на Зое Васильевне, пока не поздно, а то чует мое сердце — отобьют! Сказать — кто?

— Очень он нам нужен, ваш Игорь, — буркнул Гриша. — Обойдемся.

— Гриша! — Невская надменно вскинула голову. — За себя я как-нибудь сама постою.

Лиза бурно расхохоталась.

— Что ты, доченька? — Анна Григорьевна с тревогой на нее посмотрела.

— Ой, пересмеялась, — Лиза вытерла лицо платочком. — Извини, Зоинька, я и сама не знаю, чего болтаю. Уж очень Гриша смешной, и вообще….

Она еще что-то говорила, но что, никто не разобрал, потому что в этот момент приблизился и разросся гул самолета.

* * *

Невидимый самолет сделал два круга и удалился.

— Дразнит, как студентка в мини-юбке, — ругался Солдатов, — лучше бы совсем не появлялся.

— «Терпение — добродетель полярника», — припомнил чьи-то слова Игорь Чистяков. — Нужно уметь ждать.

— Тоже мне полярник, — огрызнулся Солдатов. — Чуть сандалии не откинул при посадке от страху… нецелованный.

— Дождешься, — вспыхнул Чистяков. — Учти, я два года занимался каратэ.

— Плевать я хотел на твое каратэ!

Кулебякин ухватил обоих за шиворот и встряхнул.

— По стенке размажу!

— Занесло в эту чертову дыру, — продолжал ворчать Солдатов. — «Помочь надо подшефным!» — передразнил он кого-то. — А на хрена подшефные сюда залезли, чего им здесь надо?

— Помолчи, шоферюга, — бросил Кислов, — и без тебя тошно.

— Нет, ты скажи, — приставал Солдатов — на хрена эта Арктика нужна, ордена полярникам получать, да? Ну, понимаю, Тюмень, там хоть нефть качают, а здесь? Медведи, пурга да герои: одни лезут к черту в пекло, другие их спасают!

— Ты сколько классов окончил, паря? — спросил Белухин.

— Ну, восемь, — с вызовом ответил Солдатов. — Ты на классы не сворачивай, дед, не виляй и прямо скажи: зачем чуть не сорок лет здесь проторчал?

— Ты ж сам сказал, — ухмыльнулся Белухин, — ордена получать.

— И много их у тебя?

— Ни одного. У Ильи, кажись, два или три, сколько, Илья?

Анисимов поморщился.

— Ты серьезно, Солдатов? — спросил Седых. — Газеты хоть изредка читаешь?

— «Футбол — хоккей», — подсказал Чистяков. — До дыр зачитывает.

— Придуривается, — бросил Кислов.

— Без лекций обойдемся, — отмахнулся Солдатов.

— Не обойдемся, — возразил Седых. — Значит, Дежнев, Беринг, Седов, папанинцы — все они шли сюда за орденами?

— Географию я в школе учил, — нетерпеливо сказал Солдатов. — «Кухня погоды», полюс и прочее. Ты вот скажи, зачем

сюда столько миллионов на ветер бросать? На хрена столько техники, людей отвлекать, когда полстраны — целина?

— Вот это уже разговор, — согласился Борис Седых. — А ты представь себе, что, скажем, Таймыр остался неисследованным. Что бы тогда было? Да мы бы остались без Норильска и его цветных металлов, черт бы тебя побрал! А золото Колымы и Чукотки? А газ полуострова Ямал, который скоро станет жизненно необходимым для страны? А как все это взять без Северного морского пути? А как обеспечить проводку караванов без авиации, ледовой разведки? А понять, что такое Арктика, без прибрежных и дрейфующих станций?

— Это он в школе не проходил, — вставил Кислов, — выперли за неуспеваемость.

— Я сам из девятого класса ушел, — обезоруживающе сказал Солдатов. — Неохота было на батиной шее сидеть… Ладно, Боря, не кипятись, считай, что провел среди меня разъяснительную работу. Только все равно не лежит у меня душа к твоей Арктике, я человек городской.

— А тут все деревенские, — Кислов зевнул.

— Друзья, — мягко сказала Невская, — нет скуки, когда есть заботы. Вот мы здесь говорили с Борисом Павловичем, у него интересное предложение: почему бы нам не сделать флагшток? Может быть, летчик увидит.

— Это можно, — поддержал Кулебякин, — шест я вырублю. Только что на него присобачить, простыней-то у нас нет.

— Да хоть бы мою рубашку, — сказал Седых.

— На флагшток надежды мало, — Анисимов покачал головой, — вряд ли Блинков его заметит. Нужен костер.

— Который это Блинков? — спросил Белухин. — Их двое, старого, Константина, я знал, а про молодого только слыхивал.

— Константин Алексеич уже два года на пенсии, — ответил Анисимов, — это его племянник, Михаил, он со Среднего с СП работает.

— Мама моя… — Лиза часто задышала. Принужденно улыбнулась: — Накурили… Чистяков поспешно распахнул дверь в сени.

— Последние докуриваем, — успокоил Белухин, ковыряя пальцем в измятой пачке. — Две штуки осталось. Порядок нужно навести, мужики, у кого сколько?

Всего сигарет и папирос оказалось пятнадцать штук. Для экономии их решили отдать на хранение Анне Григорьевне.

— А что нужно для костра, Николай Георгиевич? — спросил Гриша.

— Мелких щепок, коры, дровишек посуше, — стал перечислять Белухин, — зажигалки, про которые Илья говорил… И двух дежурных выбери, пусть там, на склоне, и караулят. Как услышат самолет — разожгут.

— Газета у меня есть в портфеле, — спохватился Зозуля.

— И марки, что Дима геройски вытащил, — с усмешкой сказал Кислов. — На растопку, хоть польза какая от них будет.

— Захар Петрович, почему вы упорно стараетесь выглядеть хуже, чем есть на самом деле? — тихо спросила Невская. — Почему вы не хотите допустить, что человеку что-то может быть очень дорого, дороже всех жизненных благ?

— В жизни каждого человека должно быть хобби, — подал голос Гриша. — Мы с Зоей тоже собираем марки.