Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести
Шрифт:
— Плов, — оскорбленно поправляет Гвоздь.
— Разумеется, плов, — соглашается Надя. — Алексей Игоревич, поскольку вы улетаете, позвоните, пожалуйста, моему шефу, — она пишет на листке номер, — и разъясните, почему я могу задержаться.
— Улетаю? — удивился Алексей Игоревич.
— Разве вам не звонили? Пять минут назад Мурат просил меня вас предупредить, чтобы вы были готовы. За вами выслали вертолет.
— Какая нелепость! — Алексей Игоревич неприятно поражен. Вы уверены, что речь шла обо мне?
— Абсолютно. Поразительная нелепость… — Барабанная дробь пальцами по столу. — Отправьте-ка лучше своих героев в гипсе.
— Если
— …с милицией, — тихо подсказывает Рома.
Телефонный звонок.
— Меня нет! — предупреждает Алексей Игоревич.
— Академик у тебя? — Это Мурат.
— С чего ты взял?
— Не валяй дурака, он выходил из «Актау» с тобой и Анной Федоровной.
— Он просто клянчил у мамы свою любимую книгу.
— Какую там, к черту, книгу?
— «Капитана Сорвиголову», в академической библиотеке она вечно на руках. Убежал куда-то читать.
— Я прошу…
— Только после него, неудобно забирать, академик все-таки.
— Убью! — рычит Мурат. — За ним спецрейс, важное заседание из-за него откладывают, государственный человек, понял? Чтобы через пятнадцать минут был на вертолетной площадке, как штык!
— Мурат, я десять раз тебя просил, чтобы никаких вертолетов в Кушкол не посылали, лавины слишком…
— Приказ сверху — сверху! — соображаешь? Не празднуй труса, летит сам Захаров, я его предупредил, чтоб держался южных склонов. Так через пятнадцать минут!
— На этом заседании, — жалуется Алексей Игоревич, — я нужен просто как голосующая единица, один начальничек защищает докторскую, это теперь очень модно. Между тем мне крайне любопытно проследить за вашими лавинами, в последние дни я почитал кое-какую литературу и прикинул, как к их изучению подключить лазеры и даже спутники. Кстати говоря, небольшую группу я готов для начала организовать при своем институте, при своем — потому, что легче будет обойти бюрократические рогатки.
— Но ведь это замечательная идея! — пылко восклицает мама. — Лавиноведение сделает гигантский шаг вперед!
— Я не закончил, с одним условием, — улыбаясь говорит Алексей Игоревич.
— Я и в самом деле с удовольствием перечитаю «Капитана Сорвиголову», у меня его лет сорок назад отобрал на уроке учитель физики.
Мама, как всегда, права, идея замечательная: со спутников можно будет получать информацию о формировании лавин по всему Кавказу! О такой удаче я и мечтать боялся. Уловив на лице ребенка живейший интерес, мама со свойственной ей энергией берет быка за рога.
— Считайте, что книга ваша, — великодушно обещает она. — А не будет ли у вас затруднений со штатами?
— Во-первых, — веско говорит Алексей Игоревич, — у каждого уважающего себя директора института имеется «заначка», и, во-вторых, у меня накоплен бесценный опыт борьбы с финансовыми органами. Знаете ли вы, что увеличить штат на пять-шесть человек иной раз бывает куда проще, чем уволить одного бездельника? Я допускаю, что вы не имеете представления о моих научных работах, но об «эффекте Введенского» должны знать. Когда несколько лет назад я принял институт, то обратил внимание, что во дворе, на прилегающих тротуарах скопилась вековая грязь. Между тем зарплату по сто двадцать рублей в месяц получали два дворника. Присмотревшись, я вызвал одного из них, дядю Колю, поговорил по душам, уволил второго и установил дяде Коле оклад двести двадцать рублей. Ого, как он замахал метлой! Финорганы с полгода бомбили меня параграфами и постановлениями, а я бил их фактами: идеальной
— Летит, — прислушиваясь, сообщает Вася. — У-у-у…
— Ничего не поделаешь, Алексей Игоревич, пора, — говорю я. Мы вас проводим.
«Дальше — тишина»
От вездехода Алексей Игоревич отказывается, ему хочется подышать свежим воздухом. Впрочем, до вертолетной площадки несколько минут ходу.
Мы идем и мечтаем о том, какой красивой может стать наша жизнь.
— Академика нужно ковать, пока он горяч, — свирепо шепчет Олег. — А вдруг он пошутил?
— Если пошутил, — Рома толкает меня в бок, — то не видать ему «россиньолов», так и скажи.
— «Требуй для всех понемногу, — советует Гвоздь, — и не забудь про меня!» Я имею в виду мой будущий персональный оклад.
Я и без их наглых подсказок рад был бы выпытать у Алексея Игоревича подробности, но он секретничает о чем-то с мамой и Надей, у всех троих хитрый вид, и влезать в их разговор мне не хочется. Лазеры и спутниковая информация! Кто мы сегодня? Шаманы и их дремучая паства, грозящие лавинам заклинаниями и обожженными на костре дубинами. А с лазерами и спутниками — ого, нас голыми руками не возьмешь! Во рту сохнет при мысли о том, что я окажусь хозяином настоящей лаборатории, где можно будет обработать, осмыслить и, наконец, привести в христианский вид целый сундук добытых нами материалов. Сегодня я слишком мало знаю, в лучшем случае — только то, что знают мои коллеги, и не могу, да и не считаю себя вправе осуществить мамину мечту — написать большую монографию о лавинах; а завтра — почему бы и не дерзнуть? Кто сказал, что Уваров всю жизнь обречен поставлять сырье, а не готовую продукцию?
И я тихо мечтаю о том, какой прекрасной может стать жизнь. Я не страдаю излишней доверчивостью, мой скромный жизненный опыт убедил меня в том, что ничто другое люди не забывают с такой легкостью, как свои обещания. Это даже не считается предосудительным — обнадежить клиента и напрочь забыть о его существовании, едва лишь он перестанет зудеть на ухо; наоборот, почтительное удивление и даже подозрение в том, все ли у него на месте винтики, вызывает человек слова, этот голубоглазый чудак, который пуще всего на свете боится прослыть трепачом. Таких нынче днем с огнем не очень-то найдешь, они старомодны и смешны, как пиджаки с ватными плечами и брюки паруса. Куда современнее мой друг Мурат: будь на месте Алексея Игоревича Мурат, я не поверил бы ему, поклянись он самой длинной и замысловатой клятвой, потому что знаю, что выполняет он обещания только и исключительно тогда, когда это ему выгодно.
А вот Алексею Игоревичу я поверил сразу и безоговорочно — не только потому, что уж очень хотелось поверить, но, главным образом, потому, что он оставил у нас до осени свои «россиньолы», как древние когда-то оставляли заложников. А если серьезно, то поверил бы ему без всякого залога. Ладно, поживем — увидим, как говорят мудрые люди, когда ничего более умного им в голову не приходит.
Вертолетная площадка находится за «Актау», со стороны южных склонов. С фасада гостиница словно вымерла, ни в задернутых шторами окнах, ни на балконах никого не видно, лишь откуда-то издали доносится какой-то непонятный гул.