Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 3
Шрифт:
— Не надо волноваться, Холмов, — все так же участливо говорила Ольга. — Ты же уехал из Южного, ушел на отдых. Зачем тебе теперь печалиться о Сотниковой? Без тебя, Холмов, подумают.
— Что ты все Холмов да Холмов? Хотя бы в эту минуту, когда на душе у меня так тяжко, называла меня по имени, — сказал он грустно. — Холмов да Холмов. Муж я тебе или Холмов?
— Успокойся, прошу тебя. Зачем же так…
«Послушаешь, будто рассуждает умно, здраво, — думала она. — А вникнешь в смысл — не понять. К чему и эти „прочитанные страницы“, и то, что себя к Ленину примеряет? Что с ним?»
Ольга вспомнила еще один случай. Именно этот случай, как та капля, что переполняет чашу, окончательно убедил ее в том,
Ольга была не то что удивлена, а поражена, когда, войдя во двор, увидела на веранде Холмова и Верочку. Верочка пела песню военных лет, теперь уже почти забытую, — «Синенький скромный платочек…» Пела задушевно, с чувством, голосом мягким, приятным. Холмов же играл тихо и поглядывал на певицу с какой-то странной улыбкой. «Это еще что за художественная самодеятельность? — с горькой иронией подумала Ольга. — Только такого дуэта мне и недоставало…»
Прошла мимо. Будто ничего не видела и не слышала. На кухне, слушая все тот же задушевный голос Верочки и слова: «Ты говорила, что не забудешь ласковых, радостных встреч», Ольга задумалась. И эти слова, и голос Верочки были ей противны. Понимала и боялась сознаться самой себе, что ее, как иголкой, кольнула ревность. Странно. Давно таких уколов не ощущала. Даже забыла, что оно такое — ревность. Думала, что это чувство давным-давно умерло. Выходит, нет, не умерло…
— Нехорошо, Холмов, устраивать концерты, — сказала она, когда Верочка ушла, а Холмов с баяном на коленях еще сидел на веранде. — Может, собираешься выступать в самодеятельности?
— Нет, не собираюсь, — ответил Холмов. — Но почему нехорошо?
— Потому нехорошо, что ты не станичный парубок.
— При чем тут парубок? Если Верочка умеет петь, а я умею играть… Что тут такого?
И раньше Ольга замечала, что Холмов защищал Верочку. Замечала и то, что Верочка, когда приходила, уж очень по-женски игриво поглядывала на Холмова. И смеялась как-то чересчур звонко, и вся сияла, словно каким-то ярчайшим огнем была подсвечена изнутри.
После отъезда Чижова Верочка на день раза два забегала к Холмовым. То приносила в горшочке холодное, из погребка, козье молоко, то газеты или журналы, то приходила, как она говорила, «так, чтобы одной не скучать…». Верочка сама напросилась помогать Ольге по дому.
— Буду домашней работницей на два дома! — со смехом говорила она. — Согласны, Ольга Андреевна? Вам же одной трудно. И обед надо сготовить, и полы помыть, и постирать, и за продуктами сходить… Я хорошо буду вам помогать. Я сильная! Только платы никакой мне не надо. Я же ваша соседка!
Ольгу не обрадовало предложение Верочки. «Обойдусь и без помощи, — думала она. — Уж очень помощница шумная…»
Решила посоветоваться с Холмовым. Но тот обрадовался.
— А что? — откликнулся. — Пусть помогает. Молодая, резвая, как ветер!
С болью в сердце Ольга согласилась принять помощь Верочки. И снова замечала — да Верочка этого и не скрывала, — с каким восхищением соседка поглядывала на Холмова, когда он пил прямо из горшочка прохладное козье молоко или когда Верочка подавала ему завтрак. И глаза ее как-то диковато блестели. Ольгу обижало то, что эти откровенные взгляды Верочки не только не смущали Холмова, а нравились ему. Он тоже, отдавая горшочек, улыбался Верочке как-то не так, как обычно улыбался всегда и всем, и тоже был весел. А тут еще этот «Синенький скромный платочек» под звуки баяна. «Да, с ним происходит что-то неладное, — решила Ольга. — Влюбиться в эту вертихвостку он, разумеется, не может. Это исключено. И годы и положение. Хотя как сказать. Всякое случается. Но как он мог подыгрывать Верочке на баяне? Станичный парубок, что ли? Нормальный человек разве
Глава 21
Утром, сказав мужу, что пойдет в магазин, Ольга отправилась за советом к Медянниковой. Но у Медянниковой ничего утешительного для себя не нашла. К тому, о чем Ольга ей рассказала, Медянникова отнеслась спокойно, даже равнодушно. Когда Ольга заговорила о психиатре, Медянникова рассмеялась и сказала:
— Что вы, милая Ольга Андреевна! Зачем психиатр? И нету в Береговом такого врача. Да и не нужен он. Опасения ваши совершенно напрасны. Алексей Фомич здоров, и ему нужна, как я полагаю, не врачебная помощь.
— А какая?
— Обыкновенная, человеческая, — ответила Медянникова, с улыбкой глядя на загрустившую Ольгу. — Алексей Фомич еще не привык к Береговому. Не свыкся со своим новым положением, сказать проще: не научился каждый день жить без дела. Да, именно не научился! — решительно повторила Медянникова. — Это не так просто — жить без дела. К тому же кем он был и кем стал? Сколько людей подчинялось ему? Жил у всех на виду, и каждый день у него был загружен до отказа. Сколько тратил энергии тогда, сколько ее тратит теперь? Это, Ольга Андреевна, как если бы на большой скорости у автомобиля заклинило тормоза. Что получилось бы? Авария! Сила инерции опрокинула бы машину. А человек? Он же слабее машины. У него сердце, нервы. И вам, Ольга Андреевна, не надо так переживать. Поверьте мне, Алексей Фомич здоров. Поживет год-другой в Береговом, привыкнет к замедленному ритму жизни, войдет, как говорится, в нормальную колею, и автомобиль покатится тихо, спокойно, и все будет хорошо. Даже то, что Алексей Фомич сжег лекцию, что он, как вы говорите, себя к Ленину примеряет, опять же свидетельствует о том, что такому человеку, как Холмов, не привыкшему сидеть без дела, нужна деятельность и деятельность.
Когда Ольга сказала о баяне и о песенке «Синенький скромный платочек», Медянникова улыбнулась.
— Я так полагаю, Ольга Андреевна, что и баян и песенка — все это от скуки, от безделья, — сказала Медянникова. — Скучно Алексею Фомичу в Береговом. Как это говорил поэт? «И скучно, и грустно…» Вот он и чудит. Но все это со временем пройдет, уверяю вас. Так что все ваши тревоги выбросьте из головы, успокойтесь и послушайте моего совета. Как своей старшей сестре, говорю вам, что Алексею Фомичу нужен не врач, а наш генерал Кучмий. Вы улыбаетесь? Да, именно Кучмий! Вы еще не знаете генерала Кучмия? Он тоже, как и Алексей Фомич, из кубанцев. Алексею Фомичу нужно подружиться с генералом. Кондрат Акимович Кучмий обязательно излечит Алексея Фомича от всех «болезней».
— Да как же Кучмий это сделает? — удивилась Ольга. — Он что, волшебник?
— Похлестче любого волшебника, — весело сказала Медянникова. — Ведь Кучмий не только кубанский казак и генерал в отставке. Он же еще и председатель артели «Сладкий мед».
— Я слышала, как эти слова Холмов повторял, когда сжигал лекцию, — сказала Ольга. — Как-то так задумчиво говорил: «Сладкий мед, сладкий мед». А что оно такое, понять не могла.
— Если повторял эти слова, — хорошо, — одобрительно отозвалась Медянникова. — Значит, уже знает об этой пчелиной артели, и слова «сладкий мед» запали ему в душу. Так что, Ольга Андреевна, придет к вам не врач, а генерал Кучмий. Только вы ни в чем ему не мешайте. Пусть побеседует с Алексеем Фомичом, подружится с ним, пусть возит его на пасеку. Сполна доверьтесь Кучмию. Человек он, помимо всего прочего, весьма порядочный.