Семейка Адовых
Шрифт:
Петрович вздохнул. Точно, реновация. Все хрущёвки под снос. А чего взамен будет – никто ещё и не знает толком. Одним хорошие квартиры дают. Другим те, что остаются после чиновников.
– По телевизору говорили, что к концу года все пятиэтажки снесут. – погрустнел наконец и Серёга. – Вот и наш дом попал под раздачу. Хрущёвки это уже та часть истории, о которой поскорее хотят забыть. Оставят две-три по стране. Для наследия. И всё тут. Новая жизнь.
– Это ж весь участок получается… – пробормотал еле слышно Петрович, вдруг осознав коварный замысел преобразований. – … тоже закроют?
– Ага, и
Петрович до того не хотел всей этой чипизации, что на всякий случай и перекрестился, и склюнул три раза через плечо. Что-нибудь должно помочь.
Серёга ушел подобру-поздорову. Участковый заметно занервничал. Видно дел для планового отчёта не хватало. Как бы не придрался.
Но Петровичу было уже не до плана. У него вдруг появилась проблема посерьезней, чем новые жильцы. Если весь район снесут, придётся новое место осваивать. А будет ли оно, это новое место – ещё большой вопрос. Могут и на пенсию отправить. А он так и не успеет раскрыть никакого громкого дела. Хоть Палыча закладывай.
В раздумьях, заметил трещину на стене дома, уползающую вверх. Совсем недавно её не было. С другой стороны, подумал участковый, если сейчас не снести старый дом, то ведь не ровен час рухнет совершенно самостоятельно. И кого тогда ему ловить, если все преступники окажутся под завалами?
Нет, эту реновацию следовало хорошенько обдумать. Взвесить все за и против.
Петрович сел на скамеечку и даже сам почувствовал, будто принимает решение – сносить или не сносить?
Как назло подошёл черный котик и принялся тереться о штанину. Отмахнулся, поднялся и поспешил в отделение. Ну её, эту реновацию вместе с бабкой Нюркой и её выдумками! Надышался паров из подъезда, вот мозг и подклинило. А ему разум беречь надо. Это ж его самая сильная сторона. То есть, самая умная, другой нет и не выдадут.
А тут… придумал себе… глазик. Подумать только!
* * *
Едва Блоди закрыла дверь за участковым, как пришлось снова открывать. В этот раз обошлось без сюрпризов. Просто вернулся супруг с детьми. Мара сидела на шее Михаэля глазиком в руке заглядывая себе в ухо. А на руках рыжий суженный держал варёного Даймона. Тот уже успел прийти в себя, но кожа его всё еще оставалась розовой.
– Что с ним?
– Чувствами ошпаренный. – томно вздохнул отец и поставил ребёнка на ноги. – Ему бы во льду полежать. Остыть. Тут столько эмоций вокруг. Того и гляди – током ударит от напряжения.
– Ничего я не ошпаренный. – насупился демонёнок и ушёл в зал. – Рано мне ещё в лёд. Сам разберусь. Как что, так в лёд сразу. Вы бы сами в этом льде полежали. – демонёнок вдруг повернулся и спросил. – Отец, ты вот не волк, а почему на луну воешь? Медведи не воют.
– Я не вою. Я пою. Ты с мое по пещерам посиди. Сам запоёшь.
– А почему ты в спячку не впадаешь?
– Так некогда. Ты мы за людьми бегаем, то сами от инквизиторов убегаем… ты иди, отдохни. Остынь.
– А ты, Мара, верни глаз на место! – строго сказала мать, погрозив пальцем младшенькой. – Потеряешь, потом у кого глазик будешь выдирать? Части тела –
– У Пукса заберу. – девочка указала на пуделя и рассмеялась. Сначала тихонько. Потом зловеще.
Песик жалобно заскулил и попятился от таких перспектив. Мара злобно оскалилась и спрыгнула на пол. Пукс ускорился в своём желании ретироваться. Оставляя глубокие царапины на старых деревянных полах, он скрылся за диваном в гостиной. Мара ещё раз подкинула глаз и ловко поймала его пустой глазницей. Затем потёрла кулачками оба глазика и заморгала, восстанавливая бинокулярное зрение.
Блоди уже ушла к демонёнку на разговор. Сын взрослел и всё чаще задавал любопытные вопросы родителям. А при случае и показывал нрав. Особенно, когда разогревался. Тогда во всей красе проявлялась его демоническая суть.
– Воду дали. Прими ванну. Отец прав, охладись. А то снова устроишь пожар. – посоветовала мать сыну. Несколько раз семье пришлось переезжать из-за того, что демонёнок разогревал себя до такой степени, что жильё не выдерживало такого соседства. А в страховых случаях Адовым давно отказывали. Эту семью не брала на учёт ни одна страховая компания в мире.
Даймон шатаясь, побрел в ванную. Но на полпути замер. Откуда-то сверху раздался стук. Медведь-оборотень тоже заинтересовался источником, подняв голову.
– Это ещё кто? – удивился Михаэль.
– Я думала, это ты стучал в прошлый раз, – пожала плечами Блоди.
– Я был внизу.
– Кто же тогда повесил люстру? – удивилась супруга.
– О, её уже кто-то повесил?
Блоди быстро потеряла интерес к потолку.
– Я уговаривала диван перестать гореть. Он уже слишком стар, чтобы тушить себя самостоятельно. Новая обшивка не спасёт. Хоть жертву ему приноси. Или экокожу. Это сейчас модно.
– Никакой обшивки и жертв, пока не приведём всё жилище в порядок. – подчеркнул отец, и тоже попытался забыть про крышу. Но тут по доскам над люстрой застучали. Затем их отодвинули.
И тут оба поняли, что Даймон то в ванной.
Чета самых взрослых представителей Адовых приблизилась к пролому, ведущему на чердак. Оттуда сыпалась пыль. Но никто не показывался. Зато сверху снова постучали. На этот раз по потолку.
– Именем забродившего мёда, кто там? – спросил отец семейства. – Ещё соседи?
– Люди на чердаке не живут, – категорично заявила Блоди. – Они по подвалам селятся. Лофт. Хотя по обстановке как лифт. И запах схожий.
– А как же пентхаус?
– Ну это же не чердак… – подчеркнула Блоди. – Хотя там тоже живёт немало демонов.
– Эй, кто там? – громко крикнул Михаэль. – А ну вылезай!
Сначала послышался шорох, потом топот, будто бегает кто-то на маленьких ножках, а затем покашливание.
– А там кто? – раздался вопрос сверху, а затем упрёк. – Это вы там мне дом портите? Я вам покажу перепланировку без согласования! – и из дыры показался маленький кулачок, чуть больше, чем у Мары. Но мохнатый, как у обезьянки.
– Чего хотим, то и разрушаем. – ответил Михаэль. – Чудища подкрышные нам не указ.
– Я не чудище. – вновь зашуршало в ответ. Затем из дыры в потолке показалась голова: чумазая, бородата, лохматая, с маленькими колючими глазками ядовито-зелёного цвета и большим крючковатым носом. – Я домовой.