Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых

Балязин Вольдемар Николаевич

Войдя в полную силу фавора, Нелидова оставалась доброй, бескорыстной, всегда готовой заступиться за опальных.

Новелла 3

Два столпа империи и их сюзерен

После того как Павел вступил на трон, на смену главным действующим лицам предыдущего царствования пришли друзья Павла, преимущественно из его гатчинского окружения: А. А. Аракчеев, Ф. В. Ростопчин, С. И. Плещеев, П. X. Обольянинов, И. П. Кутайсов, Г. Г. Кушелев, братья Куракины — Александр и Алексей Борисовичи — и другие. Не из гатчинского окружения оказались некоторые сановники. И среди них одну из первых ролей играл барон фон дер Пален. Однако же расскажем

прежде о гатчинцах, и о первом из них — Аракчееве.

Павел осознанно противопоставил новых сановников вельможам екатерининского времени, особо выделив одного из своих гатчинских любимцев — Алексея Андреевича Аракчеева. В день коронации Павел пожаловал ему титул барона с девизом «Без лести предан».

В год вступления Павла на российский престол Аракчееву было двадцать семь лет. Он происходил из бедной дворянской семьи. Его отцом был отставной поручик гвардии, владевший двумя десятками душ в Бежецком уезде Тверской губернии. Грамоте молодого Аракчеева учил сельский дьячок за 24 пуда зерна в год. Мальчик был смышлен, упорен, педантичен, строг к себе и, обучившись чтению, письму и четырем правилам арифметики, серьезно занялся самообразованием и в тринадцать лет успешно сдал экзамены в Петербургский артиллерийский и инженерный кадетский корпус.

Еще более развив силу воли, серьезность и трудолюбие, Аракчеев уже в пятнадцать лет стал помогать преподавателям корпуса в обучении отстающих кадетов.

В апреле 1787 года директор корпуса генерал-майор П. И. Мелиссино — соратник Потемкина и Суворова — издал уникальный приказ, которым семнадцатилетнему Аракчееву разрешалось посещать занятия когда ему будет угодно. «Вы сами себе составите план наук и будете одной совести вашей отдавать в оном отчет», — значилось в приказе, подписанном не как обычно, а совсем по-домашнему: «Ваш верный друг Петр Мелиссино».

По окончании корпуса Аракчеев был оставлен преподавателем математики и артиллерии, а потом рекомендован в артиллерийскую роту в Гатчину и уже через месяц за служебное рвение, дисциплинированность, аккуратность и отличное знание дела стал ежедневно обедать за одним столом с Павлом. Вскоре он стал и гатчинским военным комендантом, превратив войско цесаревича в безукоризненно отлаженный механизм.

В июне 1796 года по особому ходатайству Павла Екатерина произвела Аракчеева в полковники.

К этому времени относится следующая характеристика Аракчеева, принадлежащая перу флигель-адъютанта Н. А. Саблукова: «По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высокого роста, худощав и мускулист, с виду сутуловат, с длинной тонкой шеей. Уши у него были мясистые, большие, толстая, безобразная голова всегда склонена набок, цвет лица был у него земляной, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри раздутые, большой рот и нависший лоб. Глаза у него были впалые и серые, и вся физиономия его представляла страшную смесь ума и злости… Благодаря своему уму, строгости и неутомимой деятельности Аракчеев сделался самым необходимым человеком в гарнизоне, страшилищем всех живущих в Гатчине и приобрел неограниченное доверие великого князя. Он был искренно предан Павлу, чрезвычайно усерден к службе и заботился о личной безопасности императора. У него был большой организаторский талант, и во всякое дело он вносил строгий метод и порядок, которые он старался поддерживать строгостью, доходившей до тиранства».

Особенно пышно расцвело тиранство Аракчеева, когда он был назначен заведующим квартирмейстерской частью, то есть Генеральным штабом. Он заставлял офицеров по десять часов в сутки заниматься бесполезной и бессмысленной работой по черчению никому не нужных планов, при малейшем ничтожнейшем поводе осыпая их бранью, а то и отпуская пощечины.

Из-за

этих недопустимых резкостей благополучная карьера Аракчеева неожиданно дала сбой. Случилось это из-за того, что во время смотра Преображенского полка Аракчеев за плохую выправку побил тростью нескольких преображенцев, а подполковника Лена обложил в присутствии его товарищей площадной бранью.

Гордый офицер не произнес в ответ ни слова, но, возвратившись домой, написал Аракчееву гневное, полное сдержанного достоинства письмо, после чего пустил себе пулю в висок.

Павел знал Лена, рекомендованного ему П. А. Румянцевым, и Аракчеев был 1 февраля 1798 года отправлен сначала в отпуск по болезни, а затем отставлен от службы. В мае того же года он был возвращен в строй, но в октябре 1799 года отставлен снова.

Обе отставки не стали для Аракчеева концом карьеры, а вот для Павла первая отставка сыграла роковую роль. Дело в том, что после отставки Аракчеева пост Петербургского военного губернатора занял пятидесятилетний кавалерийский генерал Петр Алексеевич фон дер Пален, занимавший перед тем должность Курляндского генерал-губернатора. И именно Пален потом сыграл важную роль в заговоре против Павла.

Остзейский барон фон дер Пален с пятнадцати лет служил в Конногвардейском полку, участвовал в двух русско-турецких войнах и во множестве боев проявил незаурядное мужество. Его смелость и невозмутимость, умение сохранять совершеннейшее спокойствие в критических ситуациях стали общепризнанными, а самого Палена считали одним из храбрейших генералов русской армии.

При его назначении на пост военного губернатора Петербурга немалую роль сыграл расклад дворцовых сил, тот своеобразный пасьянс интриг и протекций, без которого не обходилось ни одно из новых назначений на высокую должность. Первую скрипку играла воспитательница дочерей Павла, Шарлотта Карловна Ливен, с давних пор опекавшая свою добрую знакомую и дальнюю родственницу баронессу Юлиану Шёппинг.

Юлианна была женой барона фон дер Палена.

Всезнающий А. М. Тургенев, отлично разбиравшийся в матримониальных хитросплетениях высшего света, писал, что баронесса Шёппинг была второй женой Палена. Что же касается его первой жены, то Тургенев сообщал следующее: «Урожденная Энгельгардт, племянница князя Потемкина и наложница его, была выдана замуж за полусгнившего графа Павла Скавронского, с которым якобы прижила двух дочерей. На самом же деле — так во всяком случае считали почти все современники — девочки эти были дочерьми Потемкина. Старшая из них по повелению Павла выдана была за князя Петра Ивановича Багратиона по возвращении его из Итальянского похода с Суворовым, а младшая — за графа Палена, с которым вскоре разошлась». То, что Пален разошелся с фактической дочерью Потемкина, не могло не импонировать Павлу, ненавидевшему Светлейшего даже после его смерти. Вторая же жена Палена — Юлиана Шёппинг — была креатурой Ш. К. Ливен, ближайшей в семье Павла придворной и статс-дамы императрицы.

Современник Павла немецкий писатель Август Коцебу так характеризовал барона Палена: «При высоком росте, крепком телосложении, открытом, дружелюбном выражении лица он от природы был одарен умом быстрым и легко объемлющим все предметы. Эти качества соединены были в нем с душою благородною, презиравшею всякие мелочи. Его обхождение было суровое, но без жестокости. Всегда казалось, что он говорит то, что думает, выражений он не выбирал. Он самым верным образом представлял собою то, что немцы называют «рубака». Он охотно делал добро, охотно смягчал, когда мог, строгие повеления государя, но делал это исходя из собственных интересов, сохраняя вид, будто исполнял их безжалостно, когда иначе не мог поступать, что случалось довольно часто.