Семейное проклятие
Шрифт:
Ей («Как всем проводницам», – мрачно думала Настя) вообще очень нравилось командовать.
Когда поезд сбавил ход, подъезжая к Москве, Аглая строго велела:
– Обе – в служебное купе, и сидеть тихо, не высовываться. Выползете, когда скажу.
И ведь не просто приказала – заперла дверь на ключ. Настя (стараясь не высовываться) наблюдала из своей клетки, как на перрон высыпали пассажиры, многих встречали, девушкам вручали букеты, отцы хватали на руки детишек… А их никто в столице не ждал. Кроме, может быть, парочки полицейских –
Не их ли с Зойкой ищут? Мама – хотя в обычной жизни настоящая клуша – в экстренные моменты умеет всех поставить на уши. Настя вовсе не исключала, что все ее хитрости – уехать в Москву из областного центра, да еще и без билетов, – разгаданы.
Хорошо, что Бог удачи послал им тетю Агли! Та вывела их из поезда только спустя сорок минут после прибытия, когда все пассажиры давно разошлись, а состав загнали на запасной путь. И повела не в сторону вокзала, а прямо через железнодорожное полотно, мимо убогих производственных зданий и сараюшек.
– Куда мы идем? – потребовала Настя.
– У меня квартира на Каланчевке, до нее так ближе, – пожала плечами проводница.
Зоинька – бледная, слабенькая – по шпалам-рытвинам брела с трудом, но Агли и не думала замедлять шаг. Пришлось Насте подхватить сестренку на руки. Та обняла ее за шею, прижалась доверчиво, прошептала:
– Я мышцы буду напрягать! Чтобы тебе меня нести легче было.
Но все равно: тяжесть несусветная. «Ох, зачем я только с тобой связалась!» – в который уж раз досадливо подумала Анастасия.
Температуры под сорок, когда судороги и даже педиатр испуганно мечется, у сестрицы, по счастью, не было. Но все равно малявка горячая. Плюс кашляет, сопли ручьем. Хочешь не хочешь, а придется затаиться и ждать, пока она оклемается.
По пути встретили аптеку. Настя надеялась, что Аглая – уж помогать, так помогать! – сама купит лекарства, однако та велела:
– Иди, возьми что надо. Мы с Зоей тебя тут подождем.
Пришлось – на нужды сестрицы! – распотрошить неприкосновенный запас. Ничего не поделаешь, Зойка в ее проекте – важное звено, в нее вкладываться нужно.
…Когда Настя вышла из аптеки, ни тети Агли, ни Зойки не увидела. Добрую минуту растерянно металась у крыльца, и лишь потом узрела: сестричка отчаянно машет ей рукой с лавочки метрах в ста в стороне. Чего было у входа не постоять?
Но когда упрекнула проводницу, та лишь буркнула:
– Яйца курицу не учат.
Ох, и нравилось же Агли ощущать себя значимой!
Бабушка Вика когда-то рассказывала, что даже термин есть такой: «синдром проводника». Это когда власти у человека нету, а командовать очень хочется. Вот тетя Агли и дорвалась. Одни приказы:
– В квартире не шуметь, в ванную самим не ходить, из комнаты не высовываться и вообще вести себя тише воды, ниже травы.
– Почему? – удивилась Зоинька.
– У вас любовник строгий? – подпустила
– Чтоб соседей не злить, – поморщилась проводница. – У меня коммуналка, на три семьи.
– Это как? – нахмурила лоб малышка.
– Когда кухня и туалет – одни на всех, – объяснила Настя. Удивленно добавила: – Я думала, коммуналки в Москве все расселили уже давно.
– Вранье и пропаганда, – хмыкнула тетя Агли. И – хотя никто ее не спрашивал – заверила: – Но будет и на нашей улице праздник, тоже поживем в хоромах!
…Однако пока ее комнатуха производила самое жалкое впечатление. Обои печально обвисли, потолок черный, оконные рамы рассохшиеся. Аглая перехватила скептический Настин взгляд, буркнула:
– Не нравится – езжай в «Метрополь».
Всунула в розетку вилку дряхлого чайника, извлекла из холодильника вяленький сыр, колбасу, хохотнула:
– Все мое при мне, а если в кухне оставишь – мигом сопрут.
С особой бережностью извлекла из буфета коньячную бутылку, плеснула себе добрых полстакана, предложила Насте:
– Накапать?
– Нет, что вы!
– Ну и зря, – пожала плечами проводница. – Очень расслабляет. Я лет с двенадцати балуюсь. По капельке, конечно.
И махнула емкость – всю разом. Немедленно разрумянилась, повеселела. Сказала доверительно:
– В рейсе так намаешься – один коньяк и спасает.
Зоинька за столом клевала носом, ничего не ела. Настя – хотя и проголодалась – взяла кусочек сыра, понюхала и незаметно вернула обратно на тарелку.
– Брезгуете, барыньки, брезгуете, – усмехнулась Аглая. – Я тоже когда-то вся такая чистенькая была, рафинированная, сладенькая. – Подмигнула Насте. – Но в Москве сахарок – он только к чаю нужен. Бросят в кипяток, размешают – и все, нет тебя. А чтоб добиться чего-то, надо не ждать покорно, пока съедят, а шевелиться, подстраиваться. Ублажать кого следует! – взглянула на Настю со значением, поинтересовалась: – Понимаешь, о чем я?
– Не совсем.
– Думаешь, у каждой проводницы, кто в Москву из тмутаракани приехал, собственная жилплощадь имеется? – приосанилась тетя Агли. – Да еще практически в центре столицы?
«Я б такой клоповник и даром не взяла!» – едва не ляпнула Анастасия.
Но удержалась, промолчала. Новая же знакомица уверенной рукой подлила себе коньячку, выпила – опять до дна! Зажевала сырком, продолжила:
– Вижу, морщишься. Не нравится тебе коммуналка. Тут я согласна: в отдельной квартире лучше, конечно. А чего поделать: сама виновата. Поздно спохватилась. Нужно было мужиков окучивать, пока молодая была. Любят они конфеточек – когда кожа сияет, глазки не выцвели, сиськи не обвисли. А я ж, дура, все нос воротила – как ты – все любви ждала. Но я это только сейчас поняла, когда уже сороковник. Вот и успела только на коммуналку наработать. Смотри, – погрозила напутственно пальцем, – моих ошибок не повторяй!