Семейные радости
Шрифт:
Компания же ему принадлежит, фактически, мог бы и сам руководить. А он терпит, пашет за двоих и терпит, а ты придешь и начинаешь указания направо и налево раздавать, кому это понравится. Смотри, дождешься ты Пушкарева, останешься у разбитого корыта.
– Все, приехали, вылезай. Иди, получишь сейчас от тети Лены!
Едва переступив порог, наткнулась взглядом на Елену. Мать стояла, уперев руки в бока, поджав губы. И взгляд ее не сулил ничего хорошего
.
– Ты что же это
– Мама, я…
Но Елена не дала ей сказать, разразилась очередными упреками.
– Я не одобряю его ревности. Знаю, что и ты ничего не позволишь, но если уж он такой, что поделаешь? Считаться надо с его характером! А если с ним что случится? Разобьется или с сердцем что? Как ты-то будешь? Ты ж без него не можешь!
– Не говори так, мам! Я без него умру, ты же знаешь! Я все понимаю, но что же делать?
– А что хочешь, то и делай! Я сейчас с Колей уеду, хорошо в одном доме живем, а утром приеду, как всегда. Тебе завтра на работу надо? Вот до утра и мирись, как хочешь!
Такие ссоры нужно сразу пресекать, на корню, пока они не выросли, как снежный ком, не обросли ненужными словами и поступками!
– Все, мы поехали! Думай, что делать будешь!
– Удачи тебе, Пушкарева!
– Жданова я!
– А это процесс обратимый!
– Езжайте скорее, ночь на дворе.
========== Глава 10. Катя и Андрей ==========
Глава 10. Катя и Андрей
Катя опустилась на стул возле входной двери, закрыла лицо ладонями и застыла. Мысли путались, сталкивались, перескакивали одна через другую. И все – вопросы, вопросы….
Почему так получилось? Как я могла игнорировать Андрея, его просьбу уехать? Почему не почувствовала его состояние? А что плохого я сделала? Разве я не могу радоваться вниманию, веселиться? А если бы у меня было плохое настроение, а Андрей любезничал бы с моделями?
Так и не ответив ни на один вопрос, она переоделась, смыла макияж, расчесала волосы и пошла в детскую. Картина, представшая перед ней, привела ее в умиление: Андрей лежал на полу, раскинув руки и обнимая прижавшихся к нему с двух сторон сына и дочь. Его лицо закрывала раскрытая книжка, а сам он был весь завален куклами, зверюшками и железнодорожными вагончиками во главе с паровозом. Все трое крепко спали.
Осторожно, чтобы не проснулся, она высвободила из отцовского «плена» Павлушку, уложила его в кроватку, укрыла одеяльцем и легонько поцеловала.
Настала очередь Катюньки. Хотела и ее переложить в кровать, но та вдруг проснулась, прижалась к матери и залепетала:
– Мамочка! Хорошо, что ты пришла! Мы тебя ждали. А Павлик плакал, а папа сердитый был, а потом ласковый! Ты никуда не уйдешь?
– Никуда не уйду! Куда же я от вас уйду! Ложись в кроватку, спи. Я всегда с вами!
– И с папой?
– И с папой, и с тобой, и с Павликом – все
Посидела рядом, на краешке постели, подождала, пока уснет ее не по годам рассудительная дочь, вздохнула тяжело и опустилась на ковер возле спящего Андрея, заговорила сама с собой:
– Андрей, что же ты изводишь себя? Ты же знаешь, как я люблю тебя! И никто мне кроме тебя не нужен! Всегда была и всегда буду только твоей. Тебе меня не понять: я же с детства «гадким утенком» была, никто никогда не оказывал мне внимания, только насмешки и оскорбления. А тут вдруг столько внимания, комплиментов. Приятно, конечно. И танцевать я люблю, ты же знаешь. Ах ты, ревнивец мой глупый! Разве я променяю тебя на кого бы то ни было! – погладила его по взъерошенным волосам, по колючей щеке и поцеловала в уголок глаза. – Прости меня, Андрюшенька! Я немножко заигралась, но все прошло. Я опять серьезная дама, мать и жена – ничего более.
Андрей давно проснулся. Лежал, не открывая глаз, боясь пошевелиться.
Хмель прошел, и ему было мучительно стыдно за себя, за то, что позволил ревности одержать верх над собой. А Катины слова, простые, бесхитростные, жгли душу, как раскаленные угли. И это ее «прости»! За что простить? За то, что испортил ей вечер? Заставил страдать?
Он медленно открыл глаза, сел, осторожно дотронулся до ее плеч – не оттолкнет ли?
Не оттолкнула. Смотрит вопросительно.
– Кать…прости меня…я… - не договорил. Дыхание перехватило. Судорожно прижался к ней и замер в ожидании приговора.
Обняла. Прижалась щекой к его волосам – это был и приговор, и помилование.
– Андрюш! Чего мы здесь сидим? Детей разбудим. Пойдем к себе?
– К себе? В спальню? Пойдем, Катенька!
Подхватил ее на руки, закружил, понес, целуя во все места, куда только дотягивались его нетерпеливые, жадные губы.
***
Переступив порог спальни, Андрей стал вдруг серьезным. Осторожно положил Катю на постель, сам сел у ее ног.
– Кать, послушай! Мы завтра же поедем в самые модные магазины, купим тебе самые лучшие украшения, самые красивые наряды! Каждую неделю будем бывать в ресторанах, клубах – везде, где захочешь! Ты будешь самая привлекательная! Все будут восхищаться тобой, вот увидишь! И танцевать будешь хоть всю ночь!
Улыбнулась, как мать улыбается ребенку, протянула ему руку.
– Хорошо, договорились. Только с одним условием.
Андрей удивленно посмотрел на нее.
– С каким условием?
– Ты будешь все время держать меня за руку и танцевать со мной все танцы!
– Я серьезно, Кать!
– И я серьезно.
Хотела обнять, потянулась, но не удержала равновесие и откинулась на подушку, увлекая
его за собой.
Время будто остановилось и повернулось вспять. И была ночь сегодняшняя и вчерашняя, и какая-то еще без определенного времени, и, наконец, та: самая первая, необыкновенная, сказочная!